Но главное было не это. Когда мальчик вгляделся в лицо девочки,
освещенное неверным светом, что давал кардиомонитор, то
почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это была Гермиона. Ей
что-то снилось, что-то, судя по испарине и посиневшим губам, очень
плохое, поэтому мальчик потянулся к ней, изо всех сил желая помочь.
Он замер, протянув к ней руки, потому что его ладони светились
золотом, но в этот же момент Гарри понял, что надо делать.
Он будто увидел сердце девочки, понимая, что именно работает не
так и что нужно сделать, чтобы все было в порядке. Доверившись
этому ощущению, идущему, казалось, из глубин его души, Гарри начал
исправлять то, что было не так, замечая, как под его руками сердце
начинает стучать правильно, как исчезает цианоз, как выправляются
кривые на мониторе. Заметив открывшиеся, полные недоверия и чего-то
еще глаза девочки, Гарри только мягко улыбнулся, заканчивая
начатое.
— Это такой сон, — тихо произнес он. — Ты
проснешься и будешь здоровой.
— А можно, это не будет сном? — спросила его
Гермиона.
— Это зависит от тебя, — очень ласково прошептал
мальчик. — Спи, моя хорошая, — на этих словах девочка
закрыла глаза, спокойно засыпая. А вот Гарри посчитал произошедшее
просто сном, потому что как врач в лечение наложением рук не
верил.
— Мия, смотри! — маленькая девочка удивленно
смотрела в проекцию. — Он душой целительствует, а разве так
можно?— Можно, малышка, — погладила ее наставница.
— Особенно, когда любишь.
***
Проснувшаяся Гермиона вспоминала то, что было ночью. Сначала ей
снился страшный, очень страшный сон. Это был тролль, она была
первокурсницей, пойманной в том туалете. Существо какого-то там
класса опасности схватило ее и начало медленно есть. Гермиона
чувствовала, как становится больно, как хрустят ее кости на его
зубах, стало очень-очень страшно, но вдруг тролль исчез, также как
и холод. Стало тепло, и девочка открыла глаза.
Рядом с кроватью стоял очень нежно и ласково улыбавшийся Гарри,
что-то делая своими руками. Его руки светились золотом, но что это
значит, Гермиона так и не поняла, зато поняла то, что ей сказал
Гарри… «Это сон». Но она не хотела, всем сердцем, всей душой не
хотела, чтобы это было всего лишь сном, ведь это же Гарри. Когда он
успел стать ей дорогим, Гермиона не знала и сама, но что-то
изменилось в эту ночь в ней самой. Всю оставшуюся ночь ей снилась
палатка, их танец и их мечты, а потом — воплощение. Дом у
моря, трое детей и никаких Волдемортов с Дамблдорами.