За ужином собрались все члены семьи. Гнусно хихикающие близнецы
не оставляли сомнения, что они опять задумали какую-то пакость.
Поэтому я не спешила прикасаться к своей тарелке, внимательно
рассматривая кусок хлеба и прикидывая, что мне делать. Но повезло.
Стрелки часов сдвинулись на отметку «дома», и в дверь вошел Артур
Уизли. Воспользовавшись возникшей суматохой и тем, что пышный веник
посреди стола частично меня маскировал, быстро поменялась тарелкой
с Джинни, после чего благовоспитанно приступила к еде. Сама
сестренка, сорвавшаяся с места, чтобы повиснуть на шее у отца, за
стол не спешила, но Молли быстро навела порядок, и все успокоились,
принявшись за еду.
– Сегодня был тяжелый день. – Мистер Уизли выглядел усталым. –
Кто-то додумался заколдовать уличный фелетон, ну это такой прибор
для связи у маглов, вместо каминов. Так он принялся кусать всех
желающих им воспользоваться за пальцы. Пришлось даже группу
обливиэйтеров вызывать, поскольку слухи успели разойтись.
В этот момент Джинни взвизгнула и принялась покрываться
серебристой чешуей. Мистер Уизли отреагировал мгновенно, наставив
палочку и пробормотав:
– Финита.
Процесс остановился, но чешуя никуда не делась. А дальше начался
сумасшедший дом. Молли орала на оправдывающихся близнецов, Джинни
ревела, Артур утешал дочь, и только мы с Перси, потихоньку
переглянувшись, сбежали в свои комнаты. Нет, Джинни мне было,
конечно, жалко, но, во-первых, себя намного жальче, а, во-вторых,
за меня бы так не вступились и не понеслись мгновенно
расколдовывать в Мунго. А так просто замечательно получилось.
Проигнорировав звуки скандала, доносящиеся снизу, я завалилась в
постель и благополучно задрыхла. Уж больно день выдался
насыщенным.
А под утро мне приснился кошмар. Джордж и Фред, с крылышками
вместо ушей, гонялись за мной по комнате, напевая, что все равно
поймают меня и превратят в русалку. А потом появился Дамблдор, и
запел, что раз я рыжий, то должен служить делу света и дружить с
главным героем. Я заорала, что не хочу быть рыжей, но меня опять
принялись гонять по комнате близнецы, приговаривая, «ты рыжий –
значит, с нами», а Дамблдор кивал головой и пел, что все рыжие
служат делу света.
– Да не рыжая я! Не рыжая! – заорала я изо всех сил и свалилась
с кровати.
Вытерла вспотевший лоб и выглянула в окно. На улице едва
рассвело, часов пять или шесть утра. Бормоча себе под нос:
«Приснится же такое…», я поплелась в ванную. И тут же, поймав свое
отражение в зеркале, замерла, не веря собственным глазам. Мои
волосы больше не были рыжими, приобретя восхитительный фиолетовый
цвет.