Потом у меня за спиной зашуршало, раздался стон. Я оглянулась. Служанка растерянно вытаращилась на нас, приподнялась на локте, озираясь. Глаза ее расширились, рот раскрылся…
— Тихо, — сказал Винсент, вроде бы не повышая голоса, но служанка мигом захлопнула рот. — Твоя хозяйка наложила на себя руки. Мы ждем инквизиторов и университетского дознавателя.
— Но я ничего не… — залепетала девушка.
— Поэтому ты сейчас будешь сидеть тихо и ждать. Как только они поймут, что ты ничего не знаешь, отпустят. Но пока тебе нельзя никуда уходить и ничего трогать. Поняла?
Девушка закивала, быстро, как болванчик.
— Можешь подвинуться к окну и смотреть в него.
— Но мне нельзя сидеть при… — спохватилась служанка, вскакивая. Снова побелела и пошатнулась, когда в поле ее зрения оказалось тело.
— Предпочитаешь лежать в обмороке? К окну, быстро, спиной к комнате.
Она послушалась, придвинулась к окну и замерла, еле дыша. Только плечи тряслись и время от времени раздавались судорожные всхлипы. Да уж, смотри-не смотри по сторонам, а запах никуда не денется. Комната провоняла кровью, точно мясная лавка. Я-то привычная, да и Винсент наверняка видывал и похуже, а вот девчонка…
Но выпускать ее из комнаты не стоило. Конечно, вряд ли служанка заодно с хозяйкой. Но она наверняка побежит плакаться подружкам, через пять минут весь квартал будет знать, зеваки соберутся, и хорошо если вокруг дома, а вдруг и в дом ломиться начнут? Опять же, родственники, кредиторы, клиентки. Квартал небедный, клиентки могут оказаться и соседками. Сбегутся в дом, затопчут все. Начнутся вопросы, кто мы такие и что тут делаем, на которые неизвестно, что отвечать. Словом, пусть пока все остается, как есть.
Снова повисло молчание, прерываемое лишь всхлипываниями служанки. Мы с мужем по-прежнему сидели, обнявшись, на краю помоста. Дрожь потихоньку прошла, навалилась апатия, глаза начали закрываться. Еще немного — и засну, перегруженный событиями мозг просто отключится, не в состоянии переваривать информацию.
— Подреми, если можешь, — шепнул мне Винсент. — День был длинный, а вечер, похоже, будет еще длиннее.
Служанка с ужасом оглянулась на нас. «Как можно даже говорить о сне рядом с окровавленным телом», — читалось на ее лице. Спохватившись, снова уставилась в окно — слугам наверняка не положено прислушиваться к господским разговорам. Как будто человека в самом деле можно заставить не слушать.