и ратуша снежком припудрена снаружи,
пока ночных цехов жужжит прилежный быт
под кружевами стужи.
Пока заказчик всласть посапывает, борт
кровати накренив семипудовой сдобой,
соединяй в одно портрет и натюрморт –
утробное с утробой.
До света копошась, как мышь в своей норе,
озлишься: сыр усох, бегонии привяли.
И – мстительным мазком – три волоска в ноздре
и прыщ между бровями.
Снег на капоте старенького форда.
Вокзал. Буфет с попытками комфорта.
Пузырчатая – впрозелень – вода.
Любовники глотают капучино,
и в верности клянутся до кончины,
не зная, что простятся навсегда.
Великое показывая в малом,
телеэкран гундосит сериалом,
рекламой, что манит на острова.
Бен Ладен наслаждается джихадом.
И со стены командует парадом
клыкастая кабанья голова.
Любовники оглохли и ослепли.
Жемчужный огонек блуждает в пепле
забытой сигареты. Пальцы мнут
салфетку с отпечатками помады.
О Господи, какой ещё Бен Ладен? –
до отправленья несколько минут.
Портал вокзала стреснувшим пилоном.
Снег, что наклонно гаснет над перроном.
Поправив шарф, она шепнёт: «Иди».
И он пойдёт подземным переходом,
кружа, плутая, бедствуя под сводом,
но выхода не видя впереди.
Приняв заказ, не пряча спеси, согнувшись в зябкой конуре,
нам мастер выточит два перстня, два сердолика в серебре,
где нить под влагой плавных граней всклубил декабрьский шелкопряд
как будто в изморози ранней две винных ягоды горят.
Асимметричные эклоги. Надежды, скрученные в жгут.
Любви неверные залоги, что всё же нас переживут.
Слепого случая вещдоки. Скандал. Фамильный компромат.
Семей двусмысленные вздохи без комментариев и дат.
Плодом украшенное древо. Барокко вычурная прядь.
На безымянном пальце левой, не смея правую попрать.
…Всё это мастер знал, покуда в морозных сотах декабря
металлом булькала посуда, дышал раствор нашатыря,
пока меж стёклами волною смерзался снега синий пласт…
Художник мучался виною и сомневался, что продаст.
И, отмахнувшись от дуплета, на каждом новеньком кольце
он высекал: пройдёт и это, но с вопросительным в конце.
А теперь записывай: свобода –
переход, пристрелянный, как тир,
где тетрадь расхода и дохода
заполняет ангел-рэкетир
за спиной лоточника, а может,
«челнока». – Не всели мне равно,
кто теперь лишенья приумножит,
если приуменьшить не дано.
Дирижёр небесный, фалдой фрака
синий мел смахнувший со стены,