Я знаю о боли больше, чем собиралась.
И если считать светилом луну-усталость,
то я понимаю, что значит стоять у цели,
ее ненавидя, точнее, ее бесценя.
Я знаю, что люди, как правило, переменны,
что жизнь составляет лишний поток Вселенной.
Никто не спасется (…делам его коемуждо) –
и в этом побольше искренности, чем в дружбе.
За прошлую зимуя застудила что-то.
По нежным посевам замерзшая шла пехота.
Взлетали, сбивали, плакали и горели –
музей преполнялся эскизами Церетели.
И каждая вера, лишь перед тем как сгинуть,
об острые взгляды больно колола спину.
И в темном окошке дымно свеча горела.
Я знаю о боли, я ее не хотела.
интересна не форма но мысль
watermelon арбуз ли кавун
с боем взяли снега перемышль
но надеюсь оставят москву
интересна не форма но стыд
птицеловом прикормленных слов
и горчит и горит и гранит
за собой оставляет любовь
анатомия тела овал
страусиные гонки зрачков
или рифма которой связал
все аксоны-дендриты в пучок
или гладкая шея коня
или терпкие осени дни
интересна не форма но я
не умею пока объяснить
чем дальше война тем меньше голодной совести
что остается в глотках твоих карманов?
чем дальше война тем меньше алеша машенька
гриша арсентий сонечка все здоровы
все улыбаются все не болеют взрослые
перебирают в глине кусочки черепа
красные маки перестают быть красными
мертвая шхуна возобновляет парусность
«Ольга Кирилловна,
я заменяю ротного…
– На перевязку…
– Нет, не болит, но чешется…
– Вы не могли бы?
– Впрочем, я сам. Не стоило…»
длинные тени сбрасывают кресты