– Я еще никогда не видел человека с черными волосами! – рванулся Диводан, и ведерко, на котором он умостился, весело громыхнуло, перевернувшись. Но не покатилось, форма-то приплюснутая – чтобы, не дай бог, не походило на круг. А мальчик едва и сам не грохнулся на старательно выметенный земляной пол. Это снова рассмешило девушек.
– Чего вы? – задорно разозлился он. – Будто сами чернявых видели?
– И не надо их видеть, – строго промолвила бабушка.
– Почему? Они злые? Страшные? Уродливые?
– Они чужие, и все их боятся.
– Огнеслава не испугалась! – Диводан подскочил чуть не до потолка – рыжий, как огонек, кудрявый и патлатый, осыпанный веснушками с ног до головы. – А ребята говорят: у степняков недавно опять колдуна видели!
– Сядь спокойно, расскажи.
Диводан прыгнул на лавку, поджал под себя ногу:
– Люди из Заречья ездили к степнякам меняться. Там снова воюют – Стратомир со своими замок на восходе в осаду взял, а с ними – колдун! Он тот замок разрушил! Говорят, Стратомир там сокровищ без счета взял и теперь всех покорит в степях.
– Плохо… – старуха отложила пряжу.
– Что плохо?
– Мы спокойно живем, потому как степняки между собой не мирятся – где им нас трогать. А когда объединятся…
– И колдун с ними! А болтали, будто все черные вымерли…
– Не все видать… А что за богатства Стратомир в замке взял? В разрушенном?
– Золото ж, наверное. А то и серебро! – снова подскочил Диводан.
– Серебро только у колдунов бывает, – не согласилась старшая сестра.
Мальчик повернулся к ней:
– Хочу его увидеть.
– А ужинать не хочешь, Даньчик?
– И есть тоже хочу! Я много чего хочу! – Диводан только теперь заметил на своих рукавах стебельки сена и побежал из дома – отряхнуться. На пороге оглянулся: в зрачках – шаловливые искры, сейчас засмеется! Сестры вослед улыбнулись, и бабушка тоже.
За спиной остались тепло и покой низкого, вросшего в землю домика, трепещущие огоньки каганцов, ласковые запахи хлеба, льна и шерсти.
А на дворе – тишина, метель утихла, из черной заплатки между тучами выглядывают большие блестящие звезды. Серебряные что ли?
Нащупал за пазухой свирель, но заиграть на ней возле сеней не отважился – снова смеяться будут. Вообще-то насмешек не боялся, был веселый и часто шутил даже над собой. Но вот чтобы кто-то потешался над его музыкой – не хотелось. Зыркнул еще раз на небо и подался домой.