Вообще, ситуация была крайне
странная. С какого перепуга меня так быстро взяли в оборот? Даже
если им сообщили о чудесном исцелении Марии, то какое им до этого
дело? Или они обнаружили дыру, а потом заметили зонд и наблюдали за
процессом погрузки в капсулу?
В таком случае всё логично, да. Вот
только являть «божественный бабах» пока рановато, поскольку в таком
случае остров просто закошмарят. Беда…
Ладно, думаю, я смогу получить
некоторые ответы во время своего допроса и там сориентируюсь. Пока
буду считать, что они просто хотят поставить божественное исцеление
на службу Её Величества Британской короны.
Меня погрузили на катер и доставили
на тот из кораблей, который был увешан множеством локаторов и
антенн. Дальше продвижение происходило по узким коридорам, и
следить за собой я мог только в каком-то странном диапазоне,
отмечающим живую органику.
Наконец меня вытряхнули из мешка в
тесной комнатке со странным, цельнометаллическим стоматологическим
креслом в середине. Никаких тебе односторонних зеркальных стен,
камер наблюдения или стола, на котором дознаватель будет вальяжно
вчитываться в личное дело задержанного – повсюду только голый
металл, посредственно покрашенный в серый цвет. Под потолком пара
плафонов с тусклыми лампами, да небольшая вентиляционная решётка, в
которую даже кошка не пролезет.
Это всё, что удалось разглядеть до
того, как мне накинули мешок на голову и приковали к креслу. Теперь
толстые, стальные скобы удерживали мои руки за запястья и локти, а
ноги были зафиксированы в районе колен и голеней. После этого два
жёстких ремня перекинули через мои талию и грудь, и крепко прижали
к металлу кресла. Голову фиксировать не стали, видимо, чтобы было
удобнее бить. Хех…
Послышались удаляющиеся шаги,
лязгнула дверь, и кто-то подошёл ко мне тихой, мягкой походкой.
— Ну что ж, начнём вскрытие, —
раздался спокойный голос знакомого сероглазого.
— Погоди, — я повернул голову на
голос, в попытке рассмотреть этого урода сквозь плотную ткань
мешка. — Пытать начнёшь даже без прелюдий?
— Вот за это уважаю русских, —
сероглазый хрен хмыкнул. — Никаких воплей про права человека и
требований немедленно отпустить. Ни угроз, ни мольбы – только
насмешка и снисходительный взгляд до самого конца.
— До какого, нахрен, конца?! —
воскликнул я, и даже почти запаниковал. — Это враньё, тебя
налюбили!