За окном пролетела оторванная ветка: поднялся ветер. Громко
хлопнули ставни с той стороны, заставив вздрогнуть. (Мы их
используем в случае непереносимости света у временных постояльцев.
Нечасто, но бывает). Что-то снаружи жалобно заскрипело. Раздался
тонкий стон, принадлежавший не то сломанному механизму, не то
вполне живому существу.
Да что ж такое! Заповеднику еще и двадцати лет нет, а уже все
разваливается!
Набросив кофту, я вышла во двор. Небо успело почернеть. Не я ли
полчаса назад любовалась бледным питерским солнцем?
Вдалеке у отцовских теплиц маячил высокий, строгий силуэт. Он
приковывал взгляд как-то сам собой, этаким навязчивым магнитом. Не
отлипнуть!
Мужчина стоял ко мне спиной и разглядывал Академию. Не двигался
и словно бы чего-то ждал. Или кого-то.
Кто это? Ученик, преподаватель? Друг отца или кто-то из
магинспекции? Последнее было бы совсем паршиво.
Полы темно-синего плаща – по виду, кожаного – хлопали крыльями
летучей мыши. Порывы ветра трепали темные волосы, собранные в
низкий хвост на затылке. Часть прядей выбивалась и вихрем взлетала
над поднятым воротником…
Странный какой-то мужик. Точно не местный.
От разглядывания статного незнакомца меня отвлек повторившийся
стон. Всего в паре шагов от меня, в колючих кустах барбариса! Не
механизм… Что-то живое пряталось там и просило помощи. Может, даже
разумное, раз до ветлечебницы добралось. Я проследила глазами след,
оставленный чьим-то брюшком: тут кто-то прополз.
– Эй, малыш… Ты где? – я опустилась на корточки и с опаской
заглянула внутрь куста. Беглецы в Заповеднике бывают разные.
Некоторые вполне могут оттяпать нос или палец. А другие – и целую
голову.
Но следы были маленькие, чем-то напоминающие кротовьи. У нас так
выглядят только… Так, стоп. Это ведь не тот, о ком я думаю?!
Я стала активнее продираться сквозь куст и наконец нашла его.
Моего шмырла! Почти полностью обескровленного, с запавшими глазками
и обреченным взглядом. Который стал еще обреченнее, едва зверек
меня заметил и опознал. Ну вот, и этот туда же…
– Я помогу. Тише, тише, – аккуратно взяв в руки безвольное
тельце, покрытое короткой дымчатой шерстью, я ободряюще улыбнулась
бедолаге. Тот скорбно застонал, сложил сломанные перепончатые
крылья и закатил глаза.
Кто мог такое сотворить с драгоценным, вымирающим видом? Во всем
мире осталось не больше двадцати особей Шмырлов Зубокрылых, пять из
которых обитали у нас. Я активно занималась восстановлением
популяции, но пока терпела неудачи на этом деликатном поприще. И
вот… Кто-то обескровил одного из них! Можно сказать, убил!