– Очень вкусно. Ты для сына так готовишь?
– Он стал много есть.
– Ему надо, растет.
– Да. Я тоже не прочь. Иногда гости приходят. Сегодня ждем Андрея.
– Пацан выглядит нормально.
– Посмотри, какой он худенький.
– Нормальный. Растет, вот как вытянулся. От Димы ничего?
– Нет. Недели через две объявится.
– А он знает про пацана?
– Про головные боли? Я ему говорила.
Он просидел в гостях несколько часов. Они часто доверяли друг другу довольно откровенные слова и мысли. Павлу уже не нужно было догадываться о том, что Тамара не совсем радостна в замужестве, но и он не спешил винить в этом друга. Ждет, когда муж сделает ее жизнь счастливой. Неразумные ожидания. Совершенно неразумные. Молодая жена друга была для него безоговорочным табу и одновременно неясным соблазном. Ему нравилось чувствовать, как она так же инстинктивно вступает в соревнование с его женой. Неравное соревнование. Павел запивал варенье горячим чаем и обращал внимание на гладкую кожу неспокойных рук.
– Ну, спасибо за стол. Накормила, напоила.
– На здоровье. Заходи чаще.
– Обязательно позвони, когда будут результаты анализов. Я буду сам тоже звонить. Пока.
– До свиданья, – Павел махнул появившемуся в дверях своей комнаты мальчику.
– До свиданья.
Дома тоже сели пить чай.
– Как там Тамара?
– Цветет. Озабочена мальчиком.
– А что?
– У него головные боли.
– Головные боли? Это нехорошо.
– Повезет на обследование.
– А Димы нет дома?
– Нет еще.
– А где он?
– Я же тебе говорил сегодня утром. Лазает где-то.
Она промолчала. Он догадался о ее мыслях и молча согласился с ее решением. Иногда его раздражала готовность, с которой она оставляла попытки проникнуть внутрь его немного глубже. Очень редко раздражала. В остальное время он ценил это качество. Без него им не прожить бы вместе сколько-нибудь продолжительное время. И сейчас оно было кстати. Расспросов не будет, даже если он позволит себе еще несколько выплесков. Уверена в бесполезности своих усилий, сидит и тихо пьет чай. Ну и хорошо.
Он досадовал на свой раздражительный тон. В досаде было не столько чувство вины, сколько недовольство собой. Он переменил позу на стуле в слабой надежде отвлечься. Боль не забывалась. Она занимала место в его голове, совершенно непропорциональное своей силе. Собственно, она не была еще настоящей болью. Больше ожиданием, скрытой угрозой. Он размышлял над играми своевольного мозга. Ни на минуту он по-настоящему не верил, что с ним что-то не в порядке, но вот уже как будто ощущал пугающую близость своей слабости, чувствовал ее разрушительную силу. Вот она уже почти здесь. Он не желал ее ни в каких проявлениях. Ни в воображении, ни в действительности. Не желал превращаться в неистребимого оптимиста или спасаться самообманом. Сильно не желал ничего из этого, несмотря на то, что ничего от него не требовалось и ничто ему не угрожало. Очень реально, мелодраматично не желал, как в хорошей книге.