Хотя прямых текстовых перекличек с пушкинскими набросками глава Народной книги о посещении Фаустом ада не обнаруживает, налицо общность сюжетного хода (намерение отправиться в ад), а также близость некоторых мотивов (путешествие верхом на Вельзевуле – ср. «Сядь ко мне на хвост», перемещения по разным областям «адской местности», необходимость разрешения от властителей преисподней), которые позволяют все же видеть в этом фрагменте перевода Кайе один из вероятных сюжетных источников пушкинских набросков.
Помимо фрагмента Народной книги о Фаусте, доступного читателю Гете благодаря изданию Стапфера, в замысле Пушкина могли отразиться как минимум две сцены из самой трагедии, – это неоднократно упоминавшаяся в связи с « <Набросками…>» «Вальпургиева ночь» (в переводе Стапфера: «Nuit de Sabbat» [Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 188—205]), к которой относится примечание переводчика, отсылающее к фрагменту Народной книги о посещении Фаустом ада, а также сцена «Кухня ведьмы» («Cuisine de sorcière» [Ibid.: 111—124])13.
Так, в «Кухне ведьмы» описано, как волшебные звери варят в котле зелье, а Мефистофель интересуется, что кипит в этом котле:
Méphistophélès
<…>
Apprenez-moi, grotesque troupe,
Ce qu’avec votre moulinet
Vous brasser là dans cette coupe?
Les animeaux
Oh! nous cuisons une ample soupe.
<…>
Méphistophélès s’approchant du feu:
Et ce pot?
Le Male et la Guénon:
Idiot!
Maître sot!
Il ne connaît pas le pot,
Ne connaît pas la marmite!
[Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 113—114, 115]
Перевод: «Мефистофель: Скажите мне, смешная братья, / Что вы вашей мешалкой / Размешиваете в этой чаше? Звери: О, мы варим большую похлебку. <…> Мефистофель, подходя к очагу: А это что за горшок? Самец и Самка: Идиот! Глупец! Он не знает, что это за горшок! Он не знает, что это за котел!»
Этот фрагмент напоминает диалог у котла в пушкинских набросках (“– Что горит во мгле? / Что кипит в котле? <…> Посмотри – уха, / Караси цари. / – О вари, вари!..“), который на метрико-строфическом уровне (короткие стихотворные строки парной рифмовки) можно сопоставить с другой репликой Самца и Самки в этой же сцене: „Le monde est là! / Oui, c’est cela: / Gentille boule / Qui roule, roule…“ („Весь мир – тут; / Да, это так: / Прекрасный шар, / Который вертится, вертится…“ [Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 114]). Более того, вероятно, обращение Пушкина к разнометрическим формам в рамках одного замысла (4-стопный ямб набросков в тетрадях ПД 835 – 4-стопный хорей („Вот Коцит, вот Ахерон…») и раешный стих („Кто идет? – Солдат…») во фрагментах на листе ПД 76) в целом могло быть подсказано метрической полифонией трагедии Гете, переданной в переводе Стапфера.