Дверечь. Губы рассвета
глава 1
Роется серое творчество проросшего утра вспыхнувшей своры вёрст.
Порется рассеянность прохлады хрустящих птиц, засорившаяся истлевшей рощей хора, спешащая воркующей церковью.
Крестятся чёрные рыбы рослых рос встрепенувшейся смерти шага плешивого шума света.
Потягивается томной немотой остывшая, вышитая судорога дорог, память помятого рыгающего тенью, горбатого ветра.
Пышно пьющие мысли леса осунулись потным отдыхом.
Нарывают нарванные веры грузного зарева ныряний биения гор.
Бредут дряблые блюда заспанных прядей прищуренного пруда. Ленивые ивы умываются шепчущей улицей.
Коротая рокот трав, открыты крутые утки сутулых суток.
Кружатся жирные пожары журчащих цветов вздрогнувшего востока вздоха стада.
Стихи сухие лысого хлыста лопаются, лапаясь лучами чисел мычащих заиканий.
Раскроенные крики гор застряли бодрыми вёдрами неба ран.
Дышет тенистый поезд разбрызганных зданий сломанного холода медленно молодости кривой дали.
Восстанет снующая синева смолкнувшего молока голодных колоколов.
Но кто лакает старые стуки рака рока?
Мимозг. Мимозы мига
глава 2
I. Очерк рока
Однажды снежно разбуженными одеждами вздоха ложа дождя тонко поникшего дна, он шёл скучающими чашами осунувшихся шагов вогнутого горстью гостя роста речи, прищуренно скулящими, шевелящимися улицами, ящерицами ощеренно пустующего шума света, извитого старого роя прохлады чёрных прохожих, хрупкими толпами серго ветра ресниц, умирающих хором рёв тёпла плена, спешащими числами сочного потухания, поющим водопоем покоя скоплений потери трепета оков узкого века привкуса строя троп скорченного цвета ропота вечера пор черчения порчи рычания опечаленных льющихся свеч сечи.