Он лежал животом вниз – будто бежал и споткнулся. Рядом с ним молчала нежная лужа крови.
В стороне валялось отброшенное спелое полотенце, кроваво-белое, как хвастливо преувеличенный цветок бессмертника.
Никаких свидетелей, кроме меня и Водителя, на гордой дороге не оказалось.
И я сказал, как слепил слепое изваяние пустоты:
– Вот человек, которого никто не знает и который сам не знает, что умер.
Это остановившееся навечно счастье.
Невдалеке на берегу сидела Девушка.
Она расчёсывала свесившиеся на лицо волосы.
Они были мокрые, смеющиеся и блестели как её, плеснувшие шёлк, глаза.
Каждый раз, когда в гребёнку попадали спутанные веселием волосы, Девушка делала сырую гримасу.
И тогда на щеках её появлялись морщинки, тонкие, как потные лучи света, пробивающиеся в тёмно-медовую ночь сквозь шепчущиеся щели закрытых ставень.
А камень, вспыхнув, веселясь описывал дугу, как выпущенный в голую, голубую глубину, лёгкий, белый голубь голодного гула мига.
Внизу знойно зеленела земля, полз дразнящими узорами вежливый змей реки, шелестя и свиваясь в серебристые, свистящие, скользкие болтливые кольца.
Рядом с Девушкой что-то шлёпнулось, как вспышка шёпота.
Она обернулась и увидела маленький камешек, серый и круглый, как жизнь человека.
Она взяла его в руки и стала лениво подбрасывать на талой ладони.