Сладкое мясо из вареных фаланг огромного краба она ела и раньше, на противоположном берегу Японского моря, в доме отца – Владивостока. А вот поглощать живую камбалу смогла только благодаря Токио-сану. Во всём свете лишь он один умел преобразовывать эту простецкую рыбу в сюрреалистический феномен. Выловив из морской воды, тут же, не задевая головы и хребта, молниеносно нарезал её ещё пульсирующее жизнью мясо на тончайшие перламутровые пласты. В таком виде он возвращал плоть камбалы на её трепыхающийся в блюде скелет с неповреждённой нервной системой. За секунду делал из сырой морковки крабиков, сервировал ими распластанную и притом живую камбалу. Токио-сану было приятно видеть, как дочь Владивостока отправляла на язык пищу, никогда не бывшую мёртвой.
Душа Токио-сана была сконструирована из четырех больших островов и тысяч маленьких. Он веками работал над собой, медитировал, самосозерцался и созерцал, не растрачивался по мелочам, но вбирал из окружающих миров, даже враждебных, всё самое лучшее. Поэтому теперь острова и островки его души гармонично соединились многочисленными мостами. А её особенно восхищали подвесные мосты Токио-сана, легко противостоящие с помощью своей инженерно-ажурной красоты любым тайфунам. Ради этой ажурности Токио-сана она даже хотела остаться с ним!
Однажды зимой Токио-сан пригласил её в онсэн. Шёл снег. Они молча сидели вместе в горячем источнике: на их головы тихо опускались снежинки, а тела горячила родоновая вода. Токио-сан любовался её неяпонским профилем с острым носом. Она наблюдала за паром, покрывавшим горячую водяную рябь. «Мы как обезьянки на Хоккайдо», – думала она. «…………………», – думал он. Токио-сан, как всегда, был скромным. Чтобы скрывать своё специфическое любопытство. Поэтому ей пришлось провоцировать его. В онсэне это было легко. Она никогда не могла бы стать его женой или даже подругой. Но в любой точке земного шара при виде снежинок её тело вспоминало тот японский безмолвный горячий источник.
Этот мужчина с миндалевидными глазами жил совсем близко. Сеул и Владивосток часто бывали в гостях друг у друга, иногда работали вместе. Так что грех было не познакомиться с ним. Сеул услышал, как дочь Владивостока поет казачьи песни, и захотел видеть её у себя. И однажды она приехала.