– Милорд? Простите, я вас коснулась…
– Ничего страшного.
– Мне непривычно засыпать здесь, хотела было найти комнату папеньки, но вдруг он уже спит? Вот и заблудилась. Я первый раз в таком большом, красивом и богатом доме.
Эдвард молчал. Откуда девочка могла узнать, насколько красив особняк? Разве что по словам мистера Кларка.
– Вы не расскажете, что видно ночью из окна?
– Там темно. Деревья отсюда кажутся чудовищами из сказок. Особенно вон то слева, что сейчас качает веткой. Вот—вот повернётся к нам и схватит. Уилл давно погасил фонари, и при луне всё кажется синеватым.
– Таким, как моё платье? А сама луна какая сегодня?
– Круглая, …как марципановый шарик.
– Мне уже захотелось сладкого! Как интересно… в Ирландии у луны была злая трёхголовая богиня. Я про неё читала.
– А на каком языке написаны твои книги?
– Его придумал один умный французский господин – месье Брайль. Матушка привезла несколько таких книг и научила меня читать. А господин Брайль всё ещё работает над своим чудесным алфавитом для таких, как я. Сейчас нам стало сложнее доставать «точечные» книги, потому что месье всё время что-то изменяет, выдумывает новые сочетания для буковок.
– Я обязательно спрошу, нет ли у нас такой книги с легендами, только с «обычными буквами». Мне очень хочется узнать больше… про того бога.
– Пойдёмте в мою комнату. Я всё равно ещё долго не засну, могу и почитать для вас. Проводите меня?
Колокол собора вдалеке пробил одиннадцать, когда Каролина, сидя на кровати, прочитала две странички, казавшиеся всё равно длинными. Бог Янус отнюдь не был злым и жестоким. В начале года, на праздник в его честь, люди собирались вместе и обещали не ссориться.
– Я бы тоже очень хотел, чтобы меня так любили, – сказал Эдвард. – Ведь я очень страшный.
– Зачем вы так говорите?
– Тебе запретили «рассматривать» меня, и не зря. Обещаешь, что это останется нашим секретом, если я расскажу, как выгляжу?
– Нет, я не могу обещать такого. Папенька может и спросить меня, не заводила ли я лишних разговоров… Как же я солгу ему?
– Он накажет, если ослушаешься?
– Может и так, но мне стало настолько любопытно, что я и не знаю, что делать теперь.
– Дотронься до меня со спины, смелее.
Пока она внимательно, терпеливо и аккуратно изучала неприглядного «братца», Эдвард раздумывал о том, что весь мир поделился на две половины: любящих и брезгующих. Ко вторым относились, как ни печально, родители Эдварда, которые не желали его видеть без особой надобности, и слуги со своей наигранной вежливостью. «Милорд то, милорд это», – а сами, будь их воля, убежали бы из поместья Мордрейк на край света. Как они не могут понять, что Эдвард не причинит им зла?