Мне ещё не было семи лет, когда с отцом мы ушли куда-то «по делам». Прогулки с отцом «по делам» – это ни то, что с мамой. С мамой всё понятно, ещё дома, шнуруя мне ботинки, мама подробно объясняла, куда мы идём и что нам предстоит:
– К тёте Зое кофту занесём, рукава надо подбить, сметану надо взять на оливье, вечером гости придут, твои анализы заберём…
Мама всё время тихо щебечет, а я смотрю, как она быстро и бесшумно скачет по квартире, смешно пугаясь сущим пустякам. Например, она неожиданно замирает с туфлей в руке и открытым ртом: «Ох… И хлеб же нужен! Вот я тетеря…» А на лице такой ужас, будто Гитлер вошёл.
С отцом всегда интереснее, потому что всегда неожиданно. Мы выходим из подъезда и он кричит кому-то:
– Лёха! Здоров! Ты в гараж?
И мы здороваемся с дядей Лёшей и я первый раз в жизни еду в кабине грузовика (!!!) с отцом и дядей Лёшей и отец с дядей Лёшей делово обсуждают какой-то «долбаный карбюратор».
Потом у меня замирает сердце, потому что мы въезжаем в тёмный огромный гараж и отец убегает в темноту включить свет и я слышу эхо его шагов и щёлканье выключателей.
Потом я таращу глаза, потому что отец неожиданно появляется переодетый в грязную спецовку и целый час лежит на спине под автобусом, а я с руками в карманах прохаживаюсь по гаражу, и пахнет бензином, а вокруг стучат, говорят из тёмных углов, кто-то ругает мать какого-то Петровича, а незнакомые дядьки спокойно здороваются со мной за руку, причём обычно дают пожать запястье, потому что ладони и даже лица у всех вымазаны чем-то серым и блестящим. Хотя и запястья по локоть у них тоже грязные.
С отцом всегда всё неожиданно. Вот он выползает на свет божий, грязный как чёрт, особенно лицо:
– Ну всё, Гасанов, хорош, (меня с детства так называют в семье, даже мама), пошли обедать! (и шёпотом, быстро наклонившись ко мне) Ты писять не хочешь?
…Я, твёрдо уверенный, что мы поедем домой, жду отца возле душа. Мимо меня спокойно проходит толстый и розовый голый дядька с полотенцем на бёдрах, бормоча под нос: «… а любов як сон стороной прайшла…» Потом мы поднимаемся на четвёртый этаж здания в столовую! Тут так шумно и много народу, что я сначала опешиваю. Отец подсаживает меня к кому-то за столик и убегает в толпу (он всё время бегает). А я сижу с тремя огромными мужиками, которые чавкают и сёрбают, и отвечаю на ихние вопросы; сколько мне лет и когда мне в школу, и каждый говорит, что я молодец.