– Попробуйте вот эти.
Продавщица протянула ему ещё одну похожую оправу.
– Нет, спасибо, – Иван надел свои очки и взглянул на часы, – Извините, мне пора.
– Приходите ещё, мы подберём вам хорошую оправу. Во вторник нам завозят осеннюю коллекцию…
Иван вышел из оптики, подтягивая лямку своего увесистого рюкзака. Выглянул из подворотни на улицу – дождь теперь лишь слегка накрапывал, но после сильного ливня самым актуальным видом транспорта оставался плот. Он взглянул на часы – ладно, теперь явиться к Оле будет уже не слишком рано.
Оля открыла дверь, они сдержанно поздоровались.
– Ты прости, что я так задержался. Всё никак не мог подъезд найти.
– Ничего. Я примерно на это время и рассчитывала.
– Ты никуда не спешишь?
– Нет-нет.
Она показала ему комнату. На полу лежал матрас, в углу стоял невзрачный комод – всё. Занавески на окнах полупрозрачные.
– Это мой матрас, но я его тебе великодушно оставляю. Мне на новой квартире не нужен.
– Спасибо.
Иван про себя отметил, что она по-прежнему в его вкусе. Очень в его вкусе. Тонкая-претонкая, с особым акцентом на талии. Большие глаза. Волосы светло-русые с прорыжью – стали ещё длиннее, инфантильные джинсовые шорты – ещё короче. Босые ступни – под обувь са-а-амого маленького размера.
– Ты в таком виде на улицу пойдёшь? – усмехнулся Иван. – Я знаю, ты можешь.
– Нет, мне ещё надо переодеться. Так, кухня.
Обстановка кухни была столь же лаконична. Гарнитур, духовка, стол да стулья. И ещё стиральная машинка, заметил Иван. Оля привычным жестом нажала на тумблер чайника, потом только спросила, будет ли он чай.
– Ты не любишь китайский, а я выпью… – она налила себе заварки. – Эрл грей в пакетике?
– Да.
Он не видел никогда тех вещей, в которые она была одета. Эти шорты были ему незнакомы, хотя, может быть, на ощупь он бы их узнал. Вспомнил, что сидит в тех самых джинсах, молнию на которых Оля однажды сломала.
Она рассказывала ему что-то о своей новой работе «и вообще как дела», дипломатично обходя все те вопросы, которые действительно его интересовали. Думает ли она по-прежнему о нём так, как он – о ней? Они просто неудачно вписались в поворот или зря сели в одну машину? Есть ли какие-то шансы вернуть всё как было – или хотя бы начать заново?
Потом было молчание. У Оли дома не было сахара – не имела она к нему привычки – но Иван всё равно помешивал ложкой у себя в чашке, уткнувшись взглядом в её изменчивое отражение на поверхности чайной воронки. Всё что угодно, лишь бы поменьше смотреть в глаза. А она смотрела открыто, быть может, легко, иногда поджимая губы как печальный клоун – мол, «досадно вышло, ничего не поделаешь».