– Валька, случилось что-нибудь?
– Где? – спросил Вайнгартен, помедлив опять.
– Где… У тебя, естественно! Я же слышу, что ты какой-то… Тебе что, разговаривать неудобно?
– Да нет, отец. Все это чепуха. Ладно. Жара замучила. Про двух петухов знаешь анекдот?
– Нет. Ну?
Вайнгартен рассказал анекдот про двух петухов – очень глупый, но довольно смешной. Какой-то совсем не вайнгартеновский анекдот. Малянов, конечно, слушал и, когда пришло на то время, захихикал, но неясное ощущение, что у Вайнгартена не все ладно, от этого анекдота у него только усилилось. Опять, наверное, со Светкой поцапался, подумал он неуверенно. Опять ему эпителий попортили. И тут Вайнгартен спросил:
– Слушай, Митька… Снеговой – такая фамилия тебе ничего не говорит?
– Снеговой? Арнольд Палыч? Ну, сосед у меня есть, напротив живет, через площадку… А что?
Вайнгартен некоторое время молчал. Даже сопеть перестал. Слышно было в трубке только негромкое бряканье, – наверное, подбрасывал он в горсти свои коллекционные двугривенные. Потом он сказал:
– А чем он занимается, твой Снеговой?
– Физик, по-моему. В каком-то ящике работает. Шибко секретный. А ты откуда его знаешь?
– Да я его не знаю, – с непонятной досадой сказал Вайнгартен, и тут раздался звонок в дверь.
– Нет, явно сорвались с цепи! – сказал Малянов. – Подожди, Валька. В дверь наяривают…
Вайнгартен что-то сказал или даже, кажется, крикнул, но Малянов уже бросил трубку на тахту и выскочил в прихожую. Калям, конечно, опять запутался у него в ногах, и он чуть не грохнулся.
Открывши дверь, он сейчас же отступил на шаг. На пороге стояла молодая женщина в белом мини-сарафане, очень загорелая, с выгоревшими на солнце короткими волосами. Красивая. Незнакомая. (Малянов сразу ощутил, что он в одних трусах и брюхо у него потное.) У ног ее стоял чемодан, через левую руку был перекинут пыльник.
– Дмитрий Алексеевич? – спросила она стесненно.
– Д-да… – проговорил Малянов. «Родственница? Троюродная Зина из Омска?»
– Вы меня простите, Дмитрий Алексеевич… Наверное, я некстати… Вот.
Она протянула конверт. Малянов молча взял этот конверт и вытащил из него листок бумаги. Страшные чувства против всех родственников на свете, и особенно против этой троюродной Зины – или… Зои? – угрюмо клокотали у него в душе…
Впрочем, это оказалась не троюродная Зина. Ирка крупными буквами, явно второпях, писала вкривь и вкось: «Димкин! Это Лидка Пономарева, моя любимая школьная подруга. Я тебе про нее расск. Прими ее хорошенько, она ненадолг. Не хами. У нас все хор. Она расск. Целую, И.».