Оказывается, для того, чтобы осознать, что жизнь
прекрасна, достаточно было хорошо выспаться. Я просыпаюсь уже не в
гостиной, а вовсе даже в нашей с Роном спальне, но Рона здесь нет,
зато есть Джинни, дремлющая на стуле рядом со мной. Она тут так
рядом со мной и сидела, что ли, пока я спал? Ужас какой, бедная
девочка. Это ж надо было так переволноваться. Все-таки я редкостная
скотина, нашел время умирать. Но хорошо хоть, выжил в
итоге.
Кстати, почему выжил — это тоже вопрос. Наросты
акнекрыса — это, конечно, хорошо, но Авада — это все-таки Авада, а
не Ступефай какой-нибудь. И почему-то мне кажется, что без Бузинной
палочки здесь не обошлось. Кстати, надо будет выяснить, не
считается ли теперь хозяином Бузинной Палочки тот аврор, который...
с одной стороны, он меня не разоружил и не убил. А с другой,
все-таки Авада-то была. И попала даже. Ладно, это я спрошу у
Гермионы, пусть у нее голова болит. У меня, впрочем, сейчас тоже
начнет болеть: я же понятия не имею, что и в каком количестве я
пропустил, пока тут валялся!
От этой мысли удовольствие от беззаботного лежания в
кровати куда-то испаряется, и я начинаю ворочаться, чтобы встать.
Джинни тут же вскидывается, по-кошачьи сонно щурится и тихо шипит,
поминая исподнее Мерлина и еще некоторые слова, которые хорошим
девочкам знать не полагается. Хотя с шестью братьями-то немудрено
выучить и не такое.
— Шея затекла, — объясняет она в ответ на мой
недоуменный взгляд. — И не только шея. Ой, ну что ж я хоть на
пол-то не легла...
Вместо ответа я привстаю, подхватываю ее под руки и
пересаживаю на кровать. Вот еще выдумала, на
пол...
— Джинни, чего ты тут-то не легла, места же
хватает?
— Ну, — смущается она, — мало ли кто зашел бы тебя
проведать...
— И что?
— И тот, кто зашел бы, мог бы что-нибудь подумать! А
я еще пари не выиграла, между прочим!
— Джин, ну что они могли бы подумать, если я то в
коме, то в обмороке, то сплю? Ну прилегла ненадолго рядом, уснула.
Подумаешь... кстати, — спохватываюсь я, притягивая ее поближе к
себе, — тебе не кажется, что это как-то неправильно, что подумать о
нас уже что-то могут, а на самом-то деле того, о чем они могут
подумать, у нас еще и близко не было?
Джинни смотрит на меня лукаво и с
любопытством.
— Да ты, я смотрю, совсем очнулся, да? И готов к
подвигам?