– Действительно. И что, вы, стало быть, приехали в Париж только затем, чтобы поведать мне эту кровопролитную историю? Ох, Федор Павлович!
– Да я, в общем-то, все продал… и… купил себе тут квартирочку маленькую на Сан-Жермен, знаете такое?
– Угу, – почти неслышно буркнула Анна.
– А как там ваш суженный – ряженный? – снова прикурив сигару, спросил приятель.
– А? – спросила девушка, делая вид, что не расслышала.
– М? – ответил ей вопросом собеседник. Анна уже приготовилась начать не очень-то приятную для нее беседу, но Федор перебил ее.
– Нет, все это вздор! Самое время забыть все это, давным-давно. Вот бы испытать все чувства, что вы, моя дорогая, носите в себе. Да, я бы был на седьмом небе от счастия… Вот это было бы время… – мечтательно потягивал сигарету Федор.
– Может быть… – ответила Анна, довольная тем, что ей не придется отвечать на каверзные вопросы. Затем в разговор ворвался гарсон:
– Mademoiselle, voulez – vous quelque chose[1]? – на что Анна не смогла ответить, так как очень сильно задумалась. Она не слышала уже ни переспрашивающего официанта, ни собеседника, просившего подождать и звавшего ее. Она думала… И тут ей все стало таким понятным. Новое чувство ворвалось в этот разговор и в эту встречу: жизнь идет своим чередом. Без нее. Ее взгляд был прикован к улице: люди шли туда-сюда, смеялись, говорили… Уже стемнело и свет в окнах стал разрастаться, постепенно озаряя всю улицу; тихонько носились лошади, очень редко проезжало современное новшество – паровой фаэтон; летали птицы в поисках ночлега, в парке дети собирались домой. Анна вдруг вспомнила, что этот парк, вернее сквер, носил название «Square du Temple» и был расположен в третьем районе Парижа, который был ей очень знаком. Вдруг девушка вышла из оцепенения, мысли рассеялись, и она поняла, что от нее ждали ответа:
– А? Федор, пойми меня… И в этот же момент будто ужаленная выскочила из-за стола, бросив какую-то мелочь на стол и побежала так быстро, как только могла. За спиной разносился крик Федора: «Аннушка!», но девушка его не слышала. Туфли снова натерли все ноги, платье было перекручено, шляпа то и дело съезжала на глаза, и приходилось ее поправлять, а прическа распустилась и представляла из себя не пойми что. Проносясь по переулкам, Анна то и дело спотыкалась, а сидящие и миролюбиво распивающие вино люди в ресторанах были в крайнем замешательстве от этих забегов и мило хихикали. Уже почти удалось спуститься к Сене, глубокую ночную темноту которой освещали маленькие фонарики, изредка подмигивая как спасательные маяки. Возле моста и был окончен марафон. Сверкали окна на другой стороне моста, где-то бывалый прохожий слонялся; настроение оставляло желать лучшего, хотя Анна весьма развеселилась и даже громко посмеялась от этой истории с побегом, чем напугала скитающегося вдоль набережной дедка. Она оперлась на старинный резной парапет, переводя дыхание, почувствовала холод, затем осознала, что стоит здесь совершенно одна. «И как это на