- А что мне могло понравиться? Знаешь, Лев Толстой говорил: «Простота - необходимое условие прекрасного». А ты опять нагородила чёрт знает что. Никакого лексико-семантического соответствия, зато шаблонов - хоть отбавляй, - он морщится, будто проглотил лимон. - Всё-таки у тебя определенно врожденный иммунитет к русскому языку.
- Ничего страшного, ведь стиль можно поправить, - я пожимаю плечами, изображая невозмутимость. - Зато психологическая достоверность на высоте.
- Ты себе льстишь.
- Мне кажется, вы говорите так потому, что не поняли главного героя. Просто по завету Хемингуэя я не стала его особо раскрывать - видна лишь верхушка айсберга. Но я уверена: если расскажу то, что опустила в книге, - вы полностью измените мнение. Давайте поговорим о Марке?
Майер прищуривается и пристально смотрит на меня. Отвечает не сразу, но когда отвечает (странным приглушенным голосом - прямо как в моём сне), ноги подкашиваются от страха.
- Ты уверена, что хочешь этого?
Больше всего на свете я хочу - как обычно - сбежать. Но пути назад нет. И теперь, как бы ни было страшно, я не отступлю.
- Дело не в том, чего я хочу, а в том, что задача писателя - дойти до глубины, проникнуть в суть вещей. Могу доказать, что у меня это получилось.
Звучит до ужаса фальшиво. Я вижу, что Майер мне не верит, да я и сама себе не верю, но что поделать? Актриса из меня плохая.
Наступает опасная тишина - ползет по кабинету, словно ядовитый газ, обволакивает стены и пол, а потом добирается до меня.
Кажется, ещё секунда, и я не смогу дышать. Чтобы спастись, расстегиваю верхнюю пуговицу блузки.
Кажется, еще секунда, и Майер меня выгонит. Но он вдруг тоже расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, а потом садится в кресло.
- Ну что ж. Начинай.
- Хорошо, - я делаю несколько коротких, почти незаметных вдохов и присаживаюсь напротив - без приглашения. - Итак, Марк. Мой герой. Точнее, герой моей книги. Может возникнуть вопрос - почему в последней главе он сбегает от героини? Испугался своих чувств к ней или чего-то другого? Вопрос, конечно, риторический - вы не можете знать, почему так вышло, но я сейчас объясню. Только сначала придётся раскрыть детскую тайну Марка. Рассказать то, о чём в книге я писать не стала.
Краем глаза я замечаю, что Майер берет в руки карандаш и начинает вертеть его между пальцами. На меня он больше не смотрит и слушает как будто без интереса, но я всё равно продолжаю: