- Знаете, мне очень неудобно. Думаю, вам тоже. Кажется, это всё зашло слишком далеко, и теперь непонятно, что делать дальше. Я совсем запуталась. Не знаю, как себя вести и вообще…. Наверное, я должна уволиться. Или вы меня должны уволить, но…
- София, скажи честно, ты - вегетарианка? - Марк неожиданно меня перебивает, и от этого вопроса я впадаю в ступор.
- Э-э… что, простите?
- В холодильнике нет мяса. От бульона с котлетами ты отказалась, устроив спектакль, поэтому я и спрашиваю - ты вегетарианка?
- Э-э… нет. Иногда я ем мясо. То есть пока я не вегетарианка, хотя часто об этом задумываюсь.
- Можно узнать, почему задумываешься? - Марк подозрительно прищуривается.
- Ну, это… Я думаю, что есть животных не очень гуманно.
- Я тебе скажу, София, что в действительности не очень гуманно: жрать мой мозг.
- Ч-что?
- Ничего, проехали. Лучше покажи свои картины. Мне всё-таки любопытно.
Хорошо бы послать его подальше, но тщеславие в очередной раз берет верх. Я иду в кладовку и приношу несколько картин.
- Так, всё понятно, - бросив взгляд на первую, пренебрежительно сообщает он. - Пуантилизим, подражание Полю Синьяку, ничего интересного. А тут у нас что? - рассматривает другую. - Черная акварель. Ясно. Влияние Наоми Тидеман.
Разбив в пух и прах все мои работы, он тяжело вздыхает:
- И это всё? Если честно, я разочарован. Ничего впечатляющего, одни копирки. Что-нибудь своё есть?
Голова становится тяжелой, щеки пылают. Я злюсь на него, злюсь на себя. Что и кому я хотела доказать? Зачем ввязалась в эту историю? Чувствую, что нужно быстрее поставить точку, но не могу.
- А если и есть, то что?
- Показывай.
- Не хочу.
- София, ну не ломайся, - голос Майера становится вкрадчивым, а глаза начинают подозрительно блестеть.
Я опускаю голову и рассматриваю тапочки.
- Со-фи-я. Я жду, - по слогам произносит он.
- Я… вы… дело в том, что я… В общем, могу показать только при одном условии: вы не подумаете дурного.
- «Не подумаете дурного»? - у Майера вырывается смешок. - Боже, София! Ты выражаешься, как экзальтированная девица позапрошлого века. Давай уже, неси своё сокровище.
Нахмурившись, я освобождаю стол, опять иду в кладовку и возвращаюсь с новой картиной. Ставлю её на стол и вижу, как лицо Майера вытягивается от удивления.
Душа ликует.
Ну что, Марк Майер, шах и мат?