-Здравствуйте, Екатерина… Алексеевна, - пауза будто бы вышла специальной, с намёком на то, что он готов играть по моим правилам. Хотя, казалось бы, какие там правила? Помолчала, он тоже, но у нас всё равно это получалось как-то по-разному. Моё молчание иступлённо-отрешённое, я на него и смотреть-то боялась напрямую, находя безопасную точку где-то на уровне шеи. Зато вот его взгляд снова проскользил по мне. И опять без пошлостей, но с какой-то теплотой… и чем-то ещё, чему я так и не смогла подобрать определение.
-Как ваша нога? - он попытался взять нить разговора в свои руки. Но для меня этот вопрос сейчас совсем о другом. До меня со всей необратимостью дошло, какой же кретинкой я была, раз с больной ногой припёрлась в спортивный комплекс неизвестно зачем!
Злость на себя хорошенько обдала по нервам, как ушат холодной воды в знойной бане.
-Извините, я не хотела вам помешать, - протараторила я, наконец-то вздёрнув голову кверху. - Хотела вас поблагодарить за помощь и извиниться за свою резкость. Это вам…
С психу сунула ему в руки пирог, и пока обалдевший Дамир ловил контейнер, я предприняла ещё одну попытку уйти, но меня остановила мужская рука, поймавшая моё запястье. Не больно, но крайне настойчиво.
Я резко развернулась. И всё. Что говорить и делать дальше - не знала. Ну не бить же его было в попытке вырваться? И вроде как я уже остановилась, а всё равно стало неловко, сердце так и билось, готовое в тот же миг вырваться из груди.
Дамир тоже не облегчал мне задачу, всматриваясь и хмуря брови, а мягкая улыбка всё ещё теплилась на его губах, но от неё больше веяло недоумением, чем хоть каким-то оптимизмом. Виновато опустила глаза, и его пальцы соскользнули с моего запястья.
-Извините, но я не могу его принять, - произнёс негромко, но твёрдо.
И прежде чем до меня дошёл истинный смысл его слов, злосчастный контейнер вновь лёг мне в руки, а я лишь рефлекторно сжала его. Правда, в голове это укладывалось плохо. Взгляд невольно выхватил какие-то мелочи, например, что пирог у меня чуть подкрошился сбоку, а запёкшаяся вишня выглядела подгорелой, и вообще он был какой-то корявый, мой пирог… и убогий, вместе со мной и всеми моими поступками. И стало обидно до ужаса. Как в замедленной съёмке, я отвела глаза от контейнера и подняла голову выше.