- Почему же, - возразил он, - все
видели, пришла простонародная девка. Я тоже, еще и покоренный
красотой и вседозволенностью, ничего не понял и притащил к себе
наверх, где занялся с ней развратом.
- Бестолковый дурак и грубиян! -
воскликнула она, покраснев, - как ты так можешь хотя бы говорить, а
тем более делать!
Андрей Георгиевич почувствовал, что
перегнул. Девушке, а тем более будущей жене такого не говорят.
Потом лет десять будет напоминать и встревать.
- Она, конечно, мне что-то говорила и
даже ругалась, но я же мужчина, а она нагая женщина в постели, -
невозмутимо сказал он.
- Андрей! - воскликнула Настя, уже во
всем готовая сдаться, - ты так не можешь делать!
- Конечно, не буду, - подтвердил он
спокойно, - я же дворянин, - хотя продолжил он, - хотя кое-кто и
говорил мне, что я бестолковый дурак и грубиян.
- Прости меня, я виновата! -
воскликнула его невеста таким тоном, когда во всю кричат о
появившемся пожаре или наводнении.
Ладно, теперь точно хватит. Она уже
только не говорит о пощаде. Он, любя, поцеловал ее в руку, словно
поставил точку. Потом, уже просто любопытствуя, спросил:
- Право же, я все могу простить и
понять, Настя, но скажи мне, как ты могла поехать за десятки верст
одна, в ночи?!
- А что? - возразила она, - кругом
все спокойно и тихо. И потом я ехала в карете и меня сопровождали
Мария и Гаврила, между прочим!
Андрей Георгиевич только покачал
головой. На одно замечание она ответила, но так, что появилось
сразу несколько. Но говорить об этом не хотелось. Его Настя, барыня
XIX века, просто не могла понять, что ее крепостные тоже люди и им
надо не забывать давать хотя бы простые удобства.
Вместо этого он позвонил в небольшой
колокольчик, на который приходил только Леонтий или, в крайнем
случае, Опрос.
На этот раз появился Леонтий. Макурин
ему велел:
- Друг мой, изволь взять коня на
конюшне и езжай на большой дороге…
- В сторону Санкт-Петербурга, -
поспешно добавила Настя.
- В сторону Санкт-Петербурга, -
согласно добавил Андрей Георгиевич, там будет карета Татищевых с
Гаврилой и Марьей. Приведи их сюда.
Леонтий обрадовался. Бесцеремонный,
но добрый и говорливый Гаврила кого угодно мог заставить себе
понравится. Дружить с ним было хорошо.
- Не извольте беспокоится, барин, сей
же миг скачу на Демоне! - отрапортовал его охранник.