Глаза барон теперь горели тем же лихорадочным огнём, что и у его
супруги. Близнецы молчали, не проявляя никакого интереса к
беседе.
– Хорошо. Тогда давайте взглянем на то, что у вас есть. Один
только вопрос: по поводу оплаты…
– Мы заплатим, – бросила баронесса, уже выходя из-за стола. –
Серебром.
Барон извлёк откуда-то увесистый мешочек и показал гостю. Затем
положил мешочек на стол и толкнул в сторону ревенатора.
Ингвар взял мешочек – внутри судя по форме не монеты, а
украшения – и сунул в карман. Обманывать ревенатора никто не будет.
Считается, что возвращающий души может сотворить с обманщиком
такое, что обычному человеку и представить сложно. И вот это для
разнообразия не просто слухи.
Барон провёл ревенатора узкими коридорами в небольшую комнату.
Следом шла баронесса, за ней плелись близнецы. По пути, повинуясь,
видимо, незамеченному гостем приказу, возникший из неприметной
дверцы в стене слуга протянул барону факел. Ещё один был вручён
Шону.
В комнатушке не было ничего, кроме трёх портретов у стены.
Ингвар подошёл ближе – и оторопел. На первом был изображён молодой
мужчина с когда-то породистым и, возможно, красивым лицом. Судить о
красоте было сложно, поскольку в запавших серых глазах плескался
такой ужас, что Ингвару стало не по себе. Нос несколько раз ломан и
плохо сросся. Губы искусаны. Мужчина на портрете имел наполовину
обожжённые волосы, одно ухо и глубокий ожог под бровью. Чётко
прорисованные пятна ожогов и шрамов страшным узором уходили под
одежду. Рука у него была одна, а на той, что уцелела, не хватало
пальцев. На среднем пальце неуместно блестело золотое кольцо с
большим рубином. Сам человек был завёрнут в серую хламиду, и оттого
украшение смотрелось ещё более дико.
С трудом оторвав взгляд от картины, Ингвар посмотрел на
следующий портрет. Человек на втором портрете был незряч, но не от
рождения, а потому, что кто-то выжег ему глаза. Всматриваться в
детали Ингвар не стал. Заметил лишь, что у второго также не хватает
пальцев на руках, а на одном из уцелевших красуется дорогой
перстень. И что художник был отменно талантлив.
На третьем портрете была нарисована девушка. Огромные серые
глаза, пустые, как городская площадь в грозу. Никаких шрамов или
увечий не было заметно, но в её позе, в выражении лица, в безвольно
лежащих на коленях руках было столько страдания, сколько не по
силам пережить человеку. Она и не пережила.