– Эти двое, – донёсся до Ингвара голос барон. – Девчонка
тронулась умом – и Берг сказал, что её нельзя вернуть.
– А жаль, – протянула баронесса, – с ней было проще…
Ингвар почувствовал, что у него пересохло в горле. Облизал губы
и с трудом выдавил из себя:
– А что… что произошло?
– Берг возвращает их каждый сезон. Мы стараемся, чтобы они
оставались живы примерно до его приезда, но в этот раз не
получилось. Чёртов Виктор задохнулся!
Барон говорил так, словно не сомневался: «чёртов Виктор»
испустил дух назло ему и его семейству.
– Хорошие портреты, правда? – вдруг улыбнулся хозяин замка,
заметив оторопь гостя. – Берг знает их, так что мы заказали
портреты на такой вот случай: если понадобится обратиться к
пришлому ревенатору. Как-то Берг задержался на три месяца.
Ревенатора я нашёл, а вот тела этих мерзавцев были в таком
состоянии, что он не смог их опознать. Едва уговорили вернуть их по
описанию и фамильным перстням!
– Папенька даже не очень много тому художнику заплатил, –
заметила Шин. – Кажется, ему просто понравилось их рисовать.
Она засмеялась. Её звонкий смех эхом прокатился по комнате,
неуместный, как на похоронах.
– Как давно ваш ревенатор возвращает этих людей? – спросил
Ингвар, стараясь говорить спокойно.
Барон задумчиво нахмурился:
– Десять лет.
– Несколько раз в год?
Фирдевальды кивнули. Их, кажется, несколько удивило его
любопытство. Подумаешь, пытаем и убиваем кого-то десять лет подряд
– какое вам дело?
И, правда, какое Ингвару дело?
– Что они совершили?
Он чувствовал непонятное смятение. Всё-таки стоило принять
порошок вчера ночью.
Члены семейства с недоумением переглянулись. Затем барон
сказал:
– Вижу, вам нужно кое-что объяснить. Ладно, я слышал: такое с
ревенаторами бывает. Идёмте. Я вам покажу.
Они долго петляли по коридорам. Поднимались по лестницам.
Проходили мимо пыльных тёмных ниш, местами прикрытых линялыми
гобеленами. Наконец, оказались у дверей комнаты на вершине
башни.
– Там наша дочь. Тильда.
Барон достал ключ и отпер дверь. Тихонько вошёл в освещённую
двумя масляными лампадами комнатку. Большая кровать. Занавешенное
окно. У кровати кресло. В углу комнаты табурет с тазом и кувшином.
Ни рукоделия, ни книг, ни обычных мелочей, которые – хочешь-не
хочешь – появляются вокруг того, кто обживает свою комнату.
На постели сидела девушка в светлом платье. Длинные волосы
аккуратно убраны в корону, как у матери. Волосы тёмные, кожа
бледная. Она не подняла головы, ничего не сказала. Никак не
выразила своего отношения к тому, что её покой нарушили.