Там его уже ждали. Сначала он услышал тихое жутковатое рычание.
Пригляделся и в полутьме коридора увидел двух псов, хищно
оскалившихся и готовых к броску. Псы, крупные, чёрные, одинаковые
как тени. Их молчаливые фигуры дышали готовностью порвать человека
по первому сигналу.
Неужели вот так всё кончится? Его загрызут собаки? Или хозяева
замка успеют оттащить псов – и он окажется в той же темнице, где
годами страдали пленники. Считается, что ревенатора обижать нельзя,
что душеловы умеют так страшно мстить, что живые завидуют мертвым.
Но сюда, в эту глушь, наверное, даже слухи не доходят.
Раздался резкий свист. Псы, повинуясь команде, опустили тяжёлые
зады и замерли, продолжая сверлить его свирепыми взглядами. Из-за
поворота показались близнецы. Уставились на ревенатора, чуть
склонив похожие головы налево. Погладили собак.
– Я знала, что вы вернётесь. Не поняла только, зачем?
Не то чтобы Шин ждала ответа. И Ингвар молчал, чувствуя лишь
болезненную усталость.
Она продолжала:
– Мы вышли посмотреть, почему пёсики лают не так, как обычно. А
это, видимо, были вы.
Псы не сводили с него кровожадных глаз.
– Мы вас отпустим, – сказал Шон. – Чтобы вы там ни делали,
уходите. Берг всё равно их вернёт. Ничего не изменится.
Ингвар молча прошествовал мимо близнецов с одинаковыми собаками,
ощутив яростное нетерпение животных, словно жар, исходящий от
печки.
– Никогда ничего не меняется, – вздохнула Шин у него за спиной.
– Каждый день, каждый месяц, каждый год – одно и то же. Родители
пытают этих в подвале. Папа прикидывает, чем заплатить Бергу за
ритуал и кровь дракона. Мама одевает Тильду и поит её маковым
отваром. А мы скучаем.
Ингвар замер и медленно развернулся. Так, словно на голове у
него стоял сосуд с бесценной жидкостью, ни капли которой не должно
пролиться.
– Ваша мать поит Тильду маком?
Они кивнули.
– Давно?
– Всегда, наверное, – близнецы одинаково пожали плечами. – Мы
увидели, когда нам было лет шесть.
Если так долго поить человека маковым отваром, то немудрено ему
превратиться в безмолвное тело. Виктор ли виноват в том, что Тильда
стала куклой, или родители, с нездоровой заботой опекающие её
дурманящими зельями?
Что, ревенатор, поиграл в судьбу?
В груди было пусто и тяжело.
Он сказал:
– Вы меня отпустили. Теперь я отпускаю вас. Уходите. Полчаса – и
будет поздно.