И точно – порядка у ворога нет
никакого! Костры жгут, костров много – при свете огня видно хорошо,
так глаза их к свету и привыкают. А там, где кончается свет, там
тьма – словно стеной ляхов и запорожцев окружает!
Нет, не увидать им рати князя
Михаила Скопина-Шуйского, приближающейся едва ли не бегом... И не
слыхать, точно говорю, не слыхать нас из-за шума, что в лагере
ироды подняли! А дозоры… А что дозоры? Недаром к князю с повинной
головой явились бывшие казаки Болотникова под предводительством
головы Дмитрия Шарова, верной службой надеющиеся заслужить прощение
за воровство. И хоть казаки народишко и разбойный, и вина за ними
серьезная – но Скопин-Шуйский человек умный не по годам. Взял под
крыло справных воев, в степи ратному искусству научившихся, с
татарами не раз сабли скрещивающих, да хитрости и премудрости
воинские разумеющих. И вперед основных сил их сейчас и отправил,
сторожи «тушинцев» по-тихому снять, шума не поднимая – стрелами.
Ибо не хуже степняков из луков бьют – а что в ночи, так ведь
дозорных со спины огонь костров подсвечивает!
И судя по всему, справились-то,
казачки – раз уж мы вперед пошли, а у воров тревогу не
поднимают…
Ближе к лагерю иноземцы перешли на
легкий бег, пришлось побежать вслед за ними – но в какой-то миг
немецкие «мушкетеры» (потому как пищаль они мушкетом кличут, оттого
и название!) в стороны расступились, по сотне вправо и влево от
нас. А тут уж и острожки стоянки воровской показались…
- Стой!!!
Выкрикнул команду я вроде погромче,
чем хотел – но севшим после бега голосом получилось как раз, что
нужно: стрельцы мои меня услышали, в то время как в лагере тушинцев
я никого не насторожил. Будь иначе – и воры принялись бы пристально
вглядываться в нашу сторону… Впрочем, моих ореликов, замерших в
пяти шагах от границы освещенного кострами участка, разглядеть все
равно ой как непросто!
- В два ряда – становись!
Сотня послушно выполняет мою команду
– каждый стрелец давно знает свое место в строю, так что даже
сейчас, в предрассветной тьме, никто не ошибается.
- Заряжай!
Все ратники (в том числе и я)
потянулись к одному из «двенадцати апостолов», висящих на
перевязи-берендейке, перекинутой через левое плечо. «Апостол» – это
деревянный футляр-зарядец с порохом, причем отмерено в нем ровно на
один заряд… Я упираю пищаль прикладом в землю, без всякой спешки
засыпая в ствол нужное количество огненного зелья. После чего,
вынув шомпол из паза под стволом, утрамбовываю им порохом.