- Да так… Всякое… - Мирося потупилась. Не пересказывать же, право слово, их с Борутой разговор при посторонних.
- Ах, а мне интересно, где он научился такому обращению. Иным бы панам у него поучиться.
А ты видела, какие у них свиты? Шелком подбиты! Спроси при встрече, у кого они такой яркий брали…
За этой болтовней Мирося сама не заметила, как дошла до брички. И только когда пан Януш дал холопу на козлах знак трогать, опомнилась.
- Ох, Марысю, ну ты ж и сорока. – Устало улыбнулась сестре, покачав головой. – Совсем меня заморочила.
- Зато ты б видела, как этих, - сестра презрительно кивнула назад, где за домами еще виднелся шпиль святыни, - перекосило. Да из них половина, если не больше, за кораллы душу не то что ядзвину, самому его хозяину продадут.
- Тихо! – Полушепотом цыкнула на дочерей пани Малгожата. – Нашли кого поминать в праздник!
А пан Януш задумчиво посмотрел на обеих дочерей и, жестом подозвал ехавшего верхом Гжегоша, что-то негромко сказал ему, суя в руку тугой мешочек. Тот расплылся в довольной улыбке, потом кивнул младшему брату, и они с Лукашем скрылись в одной из боковых улочек. От женщин, провожающий Гжегоша любопытными взглядами, пан Януш только отмахнулся. Дескать, то мужские дела, не лезьте.
Гжегош с братом нагнали семью почти перед въездом в поместье. Довольно улыбнулся в ответ на встревоженный взгляд жены и ловко перебросил отцу все тот же мешочек. Марыля с Мирославой, позабыв о собственных переживаниях, внимательно наблюдали ту сцену. Но спрашивать не решались.
И только дома, когда пани Малгожата уже распорядилась подавать обед, пан Януш прокашлялся и неспешно встал из-за стола.
- Ты, Марысько, хоть и сорока у меня, но сегодня всем показала, что Соколувских задирать не след. Так их, дочко!
С этими словами он вытянул из кошеля коралловые бусы. Бусины были некрупными, но яркого, насыщенного цвета, который так ценится как паннами, так и замужними пани.
- Ой, та-ата! – Марыля от восторга захлопала в ладоши. А пан Януш достал второе украшение. На тонком шелковом шнурке покачивалась небольшая янтарная подвеска.
- Это тебе, Миросько, - он ласково потрепал по макушке младшую дочь. – Для отвода дурного глаза.
Потом поймал взгляд невестки и улыбнулся слегка виновато.