Правда, странные звуки, что
раздавались с тех мест, не прекратились. Даже, наоборот, в
некоторые дни становились громче и продолжительнее. А как иначе?
Ведь, именно там располагался особый испытательный полигон для
секретной техники, которую разрабатывали в государственных
мастерских Тифлиса по поручению самого наместника. Согласно
организованному режиму, допускали сюда лишь самых проверенных
людей, которые и душой и телом были преданы наместнику. Остальных
же ждал отворот – поворот.
- Дядько Тимофей, а дядько Тимофей?!
Слышь ме? – молоденький казак, что первый раз вышел в секрет на
этих землях, пытался докричаться до своего напарника, который с
удобством устроился в шалаше, пригрелся и уже начал дремать. – А
что, даже одним глазком нельзя глянуть?
Казачок был совсем «зеленый»,
пятнадцать или шестнадцать зим только и видел. Потому и свербело у
него во всех местах от любопытства. Изнывал просто, как хотел
посмотреть, а что же там они охраняют. Ведь, слухов не становилось
меньше, как они стали здесь. Наоборот, даже больше стало. Такое на
рынке треплют, что просто не вмочь становится.
- Я быстро… Дядько Тимофей? Слышь ме?
– никто не отзывался. Торчавшие сапоги, источавшие густой запах
дегтя, не шевелились. Из шалаша лишь доносился густой, раскатистый
храп. Видно, «старый» казак исправно нес службу по принципу: солдат
спит, служба идет. – Опять браги приговорил и спать завалился, а
мне таперича одному тут всю ночь куковать… Даже поговорить не с
кем…
Юнец говорил нарочно громко,
показывая, что все нормально и он ничего не скрывает. Сам же
медленно отдалялся от шалаша в сторону того места, куда им
запрещалось ходить. А почему бы не сходить? Кровь молодая играет,
любопытство сводит с ума, до ужаса посмотреть хочется. Ведь, потом
можно и перед остальными казачками похвастаться. А может и перед
ней, Машкой, синеглазой дочки станичного кузнеца, которая уж больно
хороша, похвастаться. Когда соберутся все на танца, он возьмет и
вроде бы случайно «бросит», что к Двухглавой горе один ходил и
кое-что там видел. Вот тогда и посмотрим, кто перед кем гордой
павой ходить станет…
- Я вроде смотреть даже на нее не
буду… Пусть сама спросит, а я еще посмотрю, рассказать или нет, -
представлял он себе юную красавицу-девицу, которая сама с ним
первая заговорит. – То же мне пава…, - бормотал, словно сердился на
неприступную красавицу, а у самого сердце радостно щемилось.
Влюбился, правда не хотел себе в этом признаваться.