Стрелок, по-прежнему, молчал и был
совершенно неподвижен. Хотя кончик ружья время едва уловимо
дергался, перемещаясь на несколько миллиметров левее. А кончик
указательного пальца нежно поглаживал спусковой курок.
- Можно, - негромко произнес
наблюдатель, когда флагман начал менять курс и на какое-то время
продолжал идти вперед, замедляя ход.
Раздался оглушительный выстрел!
Монстрообразное ружье, настоящий слонобой, с силой ударил парня в
плечо, заставляя его зашипеть от боли.
- Попал, блять! Попал! Вача, брат,
попал! – сверху спрыгнул здоровяк и с восторгом облапил юнца,
который все время порывался собрать свои ружья. – Ты же убрал его!
Ох! Нам же пора убираться отсюда…
-//-//-
Севастополь. В парадной зале
губернаторского дворца царил непривычный гул, хотя торжественных
встреч и балов давно уже не было: время неподходящее. В залитом
солнечным светом помещении собрались встревоженные офицеры
Черноморского флота и войск Северной стороны, прибывшие сюда по
приказы вице-адмирала Корнилова. Никто не улыбался, не шутил: все
ждали последних известий о действиях войск англо-французской
коалиции.
- Идет, идет. Господа, он идет, -
прошелестело в толпе, когда в проходе показалась стройная фигура
Корнилова с небольшой папкой в руках. – Что-то случилось, господа,
- лицо вице-адмирала было чернее тучи. Плотно сжатые тонкие губы и
глубокие морщины, прочертившие лоб, еще больше усиливали ощущение
тоски и безнадеги. Он нес плохие вести.
В установившейся мертвой тишине
грохот его сапог раздавался особенно громко, чем-то напоминая собой
барабанную дробь. Многим из собравшихся это не преминуло напомнить
нечто траурное из того, что играют военные музыканты во время
поминальных событий.
- Господа, – вести, действительно,
были плохие. Владимир Алексеевич тяжело вздохнул, прежде чем
продолжить дальше. – Я вынужден выступить черным вестником. Наши
войска на реке Альме разбиты и отступают на Кинбурн. Уже через
четыре – пять дней враг будет у нас.
Офицеры молча переглядывались, даже
не пытаясь хоть как-то выразить свое возмущение. Кривилась,
скрипели зубами, сжимали кулаки,но молчали.
Это была самая настоящая катастрофа
для всех них. Севастополь теперь, когда армия была разбита,
оказался один на один с англо-французским десантом на суше и
вражеским флотом на море. Город не имел укреплений: ни пушечных
бастионов, ни траншей или валов. Лишь недавно затопленные корабли
преградили вход вражеского флота на рейд города. Гарнизона как
такового не осталось. Все кроме моряков и ополчения ушли на встречу
десанту, а их остатки сейчас отступали в сторону Кинбурна.