Раечка млела.
– Да уж, – согласилась. – За такую красавицу и в тюрьму сядешь!
Вечером чай вдвоем. Сначала я подзадержался (это легко), оставшись один за больничным столом. Скоро и Раечка подгребла туда мягким веслом. «Да, – повторяла за чаем. – За такую красавицу…» Нашему общению едва не помешал мой шиз: тоже подошел и норовил сесть рядом. Бедолага стоял около меня с тарелкой. Если мы делим с тобой палату, почему бы, мол, нам и не ужинать вместе?
Я покачал головой: нет! нет!.. Пришлось быть жестким. А шизы здесь нежные. Трогательные. (Я уже приметил парочку евших из одной тарелки. Складывали кашу из двух в одну – и ели.)
– Но как же дальше? – волновалась за Аню и за меня Раечка, она уже была «с нами». Была участницей большой любви.
Я объяснял: мы с Аней будем видеться здесь хотя бы кратко. Но это сложно, сложно! Муж – большая шишка. Богатый…
– Богатый? – ахнула Раечка.
– Да.
И ничего, мол, в запасе – ничего лучшего, чем эта рисковая игра с больницей, у нас с Аней пока что нет. Но сгодится ли это хотя бы еще на раз? – дурил я Раечке голову. Поможет ли в будущем? Если, скажем, он опять нас на даче застукает – я опять в психушку?
– Как же она рискует!.. Она такая… такая…
У Раечки не было слов.
Зато в ее глазах – было. Я заметил. Там вспыхивали и гасли настороженные чувственные огоньки. Эти огоньки были мне.
Я сказал:
– Бывает по-разному, Рая.
– Что бывает?
Эти чувственные огоньки в ее глазах уже подсказывали. Огоньки уже ждали.
– Что, что бывает?
И тогда слова, как солдаты, перешли границу:
– Бывает же, что мужчина нравится не красотой, не молодостью.
– А чем?
Я отхлебнул чаю и помолчал.
Она тоже отхлебнула чаю, но как-то заторопилась. Молодая! Отхлебнула еще. И еще.
– А чем нравится?.. Умом, что ли? Деньгами?
– Не обязательно. Бывает, что и ум ни при чем, и деньги ни при чем.
– А как же?
Я еще помолчал.
И вот тут она стала медленно-медленно краснеть.
– Не умом и не деньгами, – повторил я. – Однако же факт…
– Так чем же? – спросила она настойчивее. Она даже перебила. (Чувственные огоньки погасли. Зато в голосе – накат честной прямоты и грубоватого любопытства.)
А я только развязывал и завязывал на поясе толстый шнур.
Так и сидели вдвоем. Вечер. Мужчина и женщина, невостребованные, как на острове. (Жизнь где-то. Жизнь от нас далеко-далеко за больничными стенами.) Впереди уйма времени. А вокруг опустевшие унылые столики.