Длительное и непонятное молчание отца прервал голос Лизы. Только заплаканные глаза, настороженный взгляд, брошенный на него, выдавали ее состояние. Хотя появление отца позволило ей успокоиться и прийти в себя.
– Папа, откуда у тебя деньги? – спросила она, стремясь удовлетворить жгущее ее душу любопытство.
– Продал коллекцию минералов, – легко признался отец.
– Какую? – испуганно спросила Маша, кладя вилку на тарелку с крабовым салатом и желтым, разрезанным пополам, лимоном.
– Алтайскую.
– С Рубцовского месторождения? – настойчиво продолжала пытать младшая дочь.
– Да, Маша, с тех рубцовских шахт, где мы с тобой нашли замечательные образцы самородной меди и ее минералов – куприта и азурита.
– Мой любимый азурит. Я порезала об него пальцы…
– У меня еще осталась одна коллекция.
– Когда ты успел? Зачем?
– Чтобы заплатить одной газете, – из груди отца вырвалось неожиданное признание, которое его тотчас напугало.
Он не желал говорить про ту сделку с редактором газеты, боялся говорить о ней вслух, но слова вырвались наружу.
– Ты проплатил статью в защиту парка?! – догадалась Лиза.
– Про какую газету вы говорите? – строго спросила Маша, не понимая, о чем шла речь.
– Все это ерунда, Маша, – успокоительно заявил отец и взял дочку за руку. – Мелочи жизни. Главное, мы здесь… Я так давно не был с вами вместе, в ресторане…. Давай танцевать.
Маша согласилась, живо вытащила его к подиуму, где гремели ударные инструменты и бренчали гитары. Думая о своей любви к отцу, обнимая его, она стала настолько счастливой, что нахлынувшая на нее грусть по поводу проданной коллекции минералов, исчезла, и лицо ее расцвело солнечной улыбкой.
Николай Степанович несколько секунд думал о коллекции, затем переключился на пляшущих рядом смазливых девушек. Танец, вызывавший у него живейший интерес, приковывал к их одежде, легкой, короткой, вынуждающей подглядывать. Смущение то появлялось, то проходило. Чтобы не ставить себя в неловкое положение, он поворачивал голову к дочке. Та понятливо кивала головой, лукаво подмигивала.
– Папа! – это слово в устах дочки прозвучало как грозный приказ, исключающий возражения.
Он перестал смотреть по сторонам. К нему вернулась мысль о проплаченнной в газете статье.
Первую заметку они сочиняли вместе. Иван Никодимыч заглянул вечерком с исписанными листами бумаги. Признался ему, что как только начинает писать, мысли появляются правильные, а вот на бумагу ложатся почему-то совсем другие. Все предложения пришлось переписывать раз пять подряд, но ничего путного так и не получилось. Текст выходил из-под карандаша сумбурным и неубедительным. И тогда Иван Никодимыч решил побеспокоить соседа: «У вас все-таки высшее образование!».