- Откровенно. Это – хорошо, что ты все понимаешь, - кивнул
Алтеус. – А как ты сам себя воспринимаешь? Я не владею сильными
ментальными техниками, да и они далеко не всегда дают четкие
ответы. Разумно судить о человеке по поступкам, а не его словам или
обрывкам подслушанных мыслей. Кровавые запретные ритуалы ты пока не
проводишь, к близким ранее людям – доброжелателен. Может не все
договариваешь – но это тоже понятно. Поэтому мне любопытно, что
думаешь о самом себе, о своей личности?
- Мне стерли большую часть личных воспоминаний. Я не помню
родителей, не помню, как проводил с ними время. Не помню других
людей. Не помню, чему радовался, о чем грустил. Точнее, иногда я
вспоминаю какие-то свои эмоции. Как я относился к чему-то или
кому-то. Но это не всегда совпадает с моими теперешними эмоциями
или воззрениями…
Конечно, я говорил про стертые воспоминания Артона, а не свои. И
что-то от Артона всплывало все большими кусками. Например, к Тудору
с Артоном мы относились практически одинаково, с учетом разницы в
реальном возрасте, уважительно и доброжелательно. А вот Элейн -
Артон воспринимал как надоедливую и вредную малявку, которую надо
терпеть, ибо родственница, да еще и дочка дяди. Было это скорее не
из какого-то высокомерия или злобности Артона, а, банально, из-за
подросткового возраста, когда все младшие типично воспринимаются
«недостойными» внимания «взрослой» личности. Для меня же рыжик была
как внучка, которую отдельно живущие и повзрослевшие дети
наконец-то привезли познакомить с одиноким дедушкой. Наслаивалось и
то, что женщина, которую я любил больше жизни, погибла, а детей мы
завести не успели. Так и холостяковал до старости. Точнее, до
Онория и новой юности. А других родных и не было – приютский я.
Были, конечно и друзья, и коллеги. И на семейных праздниках у них я
был частым и желанным гостем, но, как-то, все не то. А Элейн – вот,
внучкой долгожданной воспринимается и все.
- А из ритуала Онория я помню прокрученные на скорости куски
жизни разных людей того мира. Причем не только их знания, но и
эмоции, взгляды. У меня внутри – будто мозаика из кусочков памяти
разных людей. А себя я воспринимаю… наверное, как путешественника,
который много где побывал, многое увидел и узнал, а через много лет
– вернулся домой и с трудом узнает свой дом и тех, кого оставил,
отправляясь в путешествие. И родной мир теперь кажется незнакомым,
- как мог сформулировал я ответ мэтру.