Ия с мамой во всем соглашалась, мама и правда знала ее отлично. И всегда давала дельные советы, мама хорошо знала жизнь.
Мама посоветовала другой способ – действовать с помощью науки.
«Ты пойми, – говорила она, – его окружают красивые студентки и аспирантки. И сотрудницы постарше. Он – интересный, обаятельный человек, все они добиваются его внимания. На фоне этого цветника ты просто затеряешься. Так оно и есть, будем называть вещи своими именами. Стало быть, ты должна стать ему необходимой в другом. Ты – умница, и он это знает, не зря он выбрал тебя в помощницы. Ты – старательная и исполнительная, никогда его не подводила, пусть он знает, что сможет на тебя положиться. А самое главное – пусть он уверится, что ты – лучшая в своем деле, что он никем не сможет тебя заменить. И тогда – считай, что полдела сделано!»
Ия приняла мамины советы, тем более ей самой нравилось работать с Арсением Николаевичем. Она собирала материалы для его статей и даже для книги. Он был очень работящим – читал лекции, печатался в журналах, выпустил две монографии, на телевидении вел цикл передач, популяризируя историю искусств. Она гордилась, что в его успехе есть частичка и ее вложенного труда.
Потом как-то вышла его статья в соавторстве с одним молодым человеком. Ия очень удивилась, потому что работали над статьей только они с профессором, она подбирала материалы и даже писала кое-что, а он правил.
Она думала, что это какая-то ошибка и решила позвонить Арсению Николаевичу, не посоветовавшись с мамой. Он говорил с ней сдержанно, затем пригласил в кафе. В первый раз в жизни. По совету мамы она оделась как можно скромнее, чтобы опять-таки не ставить человека в неловкое положение. Он, дескать, подумает, что ты рассчитываешь на что-то личное, а у него и так к тебе трудный разговор.
Так и оказалось. Морщась и глядя в сторону, Арсений Николаевич сказал, что тот молодой историк – полностью блатной, сейчас метит на должность в Комитете по культуре, ему нужны публикации для диссертации, его начальники просто выкрутили ему, профессору, руки, и если бы он отказался, то закрыли бы его передачу на телевидении и вообще, перекрыли бы ему кислород. Ия тогда прониклась к нему жалостью, на том и простились.
Он позвонил через месяц и взмолился о помощи – дескать, полный цейтнот, статью ждут уже через неделю, а у него и не начато. Ия с радостью согласилась ему помочь.