— Держу, — его рука обвила мою талию. — Вот видишь, ничего
страшного.
Ну да, ничего страшного, если не считать, что сердце то ли
подпрыгнуло к горлу, то ли провалилось в низ живота.
— Кожа к коже, — напомнил Альбин, и уже знакомые хриплые нотки в
его голосе словно провели бархаткой под одеждой.
Я неровно вздохнула. Следовало отпустить одну руку и поймать его
запястье, но под ногами не было никакой опоры, и я чувствовала себя
словно на непрерывно качающемся насесте, так что разжать объятья
казалось невозможным даже несмотря на то, что рука Альбина
по-прежнему крепко обвивала мою талию. Поэтому все, что мне
оставалось — ткнуться лбом в его шею над вырезом ворота.
Зря я это сделала. Слишком близко. Слишком… Все было слишком.
Запах его кожи, шелк под моими руками, нагретый теплом его тела.
Прикосновение его щеки к моему виску.
Не знаю, обратили ли на нас внимание в деревне. Я вовсе ничего
не замечала, кроме стука собственного сердца да биения жилки на его
шее.
— Все, — хрипло произнес Альбин.
Я отстранилась, не зная, куда девать глаза.
— Отпусти меня, пожалуйста.
— Довезу уж, — хмыкнул он. — Чего ноги будешь бить. И насчет
моих парней не беспокойся, руки тянуть не будут, и если кто рот
откроет — сам язык вырву.
— Спасибо, — прошептала я. Вспомнила еще кое-что. — А про людей
Гильема?
— Каких людей? — Он изобразил недоумение. — Тех двоих, что
решили поохотиться в господском лесу именно тогда, когда там
проезжал капитан замковой стражи с охраной? Браконьеров, на которых
даже веревку тратить не стали? Только ветер пепел унес.
Облегчение накрыло меня, кажется, из тела исчезли все кости, и
я, всхлипнув, снова ткнулась лицом в шею Альбина. Если никто из
четверых не проболтается, со мной Гильем пропажу своих людей не
свяжет. Хотя разозлится, конечно.
В следующий миг я спохватилась. Шарахнулась, и улетела бы с
коня, если бы Альбин по-прежнему не держал меня.
— Простите, я…
Альбин усмехнулся, но, на мое счастье, решил в этот раз меня не
дразнить. Какое-то время мы ехали молча, я пыталась собрать
разбегающиеся мысли, о чем думал Альбин, знал только он сам.
Мало-помалу волнение отступило, навалилась усталость. Слишком много
переживаний для одного дня.
— Вчера гонец привез очередной королевский указ, — заметил вдруг
Альбин словно про себя. — Теперь бродяг должно не клеймить, а
вешать.