- Ты никак смеяться вздумала?
Но Йага смотрела серьёзно. И
смешинок в её жёлтых звериных глазах было не боле обычного. Рьян взял прутик,
коснувшись горячих загорелых пальцев. И девка смутилась.
Довольный собою, молодец
издевательски поклонился старухе и хлопнул дверью.
- Карга старая! – бормотал он,
сбивая прутом остатки листьев с ветвей. – Вода ей не такая…
Но, хочешь-не хочешь, а дело надобно
делать. Раз ведьма зелье обязательно на родниковой воде варить хочет, значит, и
впрямь стоит её принести. Рьян только крепко сомневался, что ведьма не соврала.
Может попросту спровадить решила. Не зря ж она ажно сбледнула, когда его рядом
с дочкой за столом застала!
- И эта ещё издевается! Прутик дала!
Тьфу!
Хотелось зашвырнуть его подальше со
злости. Рьян хлестнул веткой воздух, представляя, как учит уму-разуму вредных
баб, и едва не упал навзничь. Прут ожил да так рванул его в сторону, что попробуй
удержись!
- Ах ты погань колдовская!
Молодец вцепился в хворостину двумя
руками – не выронить бы! А та всё тянула в колючие заросли шиповника. Шагнёшь
не в том направлении – извивается и жалит, ровно змея!
- Да что ты?! Я только обойду!
Но обойти прут тоже не давал – вёл в
самые колючки.
- Стой ты! Стой, скотина упрямая!
Ветка оплела запястье и уколола в
нежную кожу у локтя. Рьян зашипел, принялся растирать больное место, а прут –
прыг! – и уже на земле! Ползёт, точно живой, меж сухих трав, тревожит рыжие
листья! Тут уже колючки-не колючки – не потерять бы из виду!
Рьян с треском ломанулся в заросли.
Бегал он хорошо, но поди поспей за ведьмовским оберегом. Тут уже не уследишь,
куда ступаешь и чем пачкаешься. Вспугнутая грохотом лосиха проводила молодца задумчивым
взглядом, он и удивиться не успел. Так и вывалился из кустарников. Потный,
грязный, тяжело дышащий, злой, как шатун! Каблуком втоптал мигом ставший
безжизненным прут в грязь. Однако ж к роднику вышел. И, право слово, если и
варить зелья на какой водице, так только на такой!
Чистейший, переливающийся, словно на
дворе жаркое лето, а на небе ни облачка. Он брал начало в поросших мхом
валунах, оглаживал их изгибы и с весёлым звоном падал вниз, в каменную чашу,
как в подставленные ладони. Рьян замер, не решаясь приблизиться к чудесному
месту – аж ведро из рук выпало. Впрочем, восхищения хватило ненадолго. Сбросив
наваждение, он вспрыгнул на ближайший камень, едва не оскользнувшись, прошёлся
по нему и наклонился напиться. Умылся, довольно крякая, а когда отнял ладони от
лица, понял, что не один отыскал родник.