– Весьма радует, Николай Николаевич.
– Вот и пойдемте к столу!
– Слушаюсь…
Через два часа я вернулся тем же порядком на судно, везя приказ Козакевичу, который нервно разгуливал на палубе, вглядываясь в темный берег. Вечером мы вновь чаевничали в капитанской каюте. Было отчего-то грустно… Дейхман неожиданно расстроенным голосом сказал, что тоже бы пошел в экспедицию, хоть простым матросом. Если бы генерал его взял, конечно…
Козакевич, задумчиво глядя в свою чашку, спросил:
– Мы на днях уплываем, а вы здесь остаетесь, не так ли? И что же намерены делать дальше?
Я сначала не понял, что вопрос обращен ко мне. Беспокойные мысли, как всегда, витали где-то вдали от реальности.
– Да что делать, Петр Васильевич… Поступлю на завод и буду служить. Я же инженер по металлам.
– Мда… Это верно. Путь ваш предопределен. Сколько вам лет?
– Двадцать один.
– Мм-м… Если честно, мне жаль вас… Вы так молоды, неопытны, и совершенно не представляете, что значит служба на заводах. Вы там погибнете!
Для пущей важности мне был приведен пример безвозвратно «погибшего» в заводском болоте кадета. Я молча ждал продолжения, а сердце грохотало, как цилиндр в нутре парохода… Где-то я слышал подобное. Меня уже жалели… Архаров! Тогда, в трактире! Судьба словно нарочно дарит мне таких людей… Для чего же?
– Хотите, – спокойно продолжал Козакевич, – я переговорю с Муравьевым?
– Да!!!… – вскричал я, не дав ему закончить фразу, – Я…
– Полно благодарить. Просто принесите пользу в путешествии… себе и другим.
– В сомнениях не вижу причин, милостивый государь!
– Вот и замечательно. До встречи на Амуре?
– Так точно!
Душа моя взвилась от неожиданной радости. И мысль об особенности предназначения, присущая каждому честолюбивому юноше, так и поперла из меня, хотя я суетливо старался запихать ее поглубже. Не потому ли Дейхман вдруг мрачно посмотрел мне прямо в глаза? В них тлела такая жуткая тоска, что стало не по себе…
Ай да Козакевич! Все сбылось!
На следующее же утро меня зачислили в Амурскую экспедицию, для попутных исследований, как горного инженера. Я на радостях побежал сообщить об этой новости Дейхману, но тот скорчил недовольную мину и сказал, что ему очень жаль меня, что все эти отвлечения от основной службы добром не кончатся, учили-то меня совсем другому, и где гражданский долг?! Я совершенно растерялся и кинулся к Петру Васильевичу, однако тот лишь рассмеялся, припоминая вчерашнее желание Оскара уехать матросом…