Констанция должна умереть. Хотя бы только для поклонника… - страница 7

князь отдаёт город назад «как вено за невесту», и, возвратившись с победами в Киев, устраивает массовое крещение. После чего хотя идол Перуна и полетел в реку, как нашкодивший в мирной жизни ветеран «горячей точки», но сам Перун остаётся православном поле в виде Ильи-пророка, например, родовые боги иных племён (которых некоторые извращенцы зачем-то обзывают киевским пантеоном), чьи представители служили в княжеской дружине, также, пройдя через людские воплощения, становятся православными святыми, так, Сварог и Хорс работают под началом архангела Михаила, и т.д., воистину Орестея, примирение Аполлона, Афины и эринний отдыхают! Все довольны, и только тупая Европа под католическими хоругвями борагозит «огнём и мечом» на своей территории, погрязая не только в пучине греховной, но и вызывая на свою садовую голову свирепых сарацинов, карающих за все грехи сразу всех подряд без разбора. Ещё более мрачной была ситуация с покорением Америки, гибелью цивилизаций ацтеков и майя. Бравые испанские вояки-католики поистине рассвирепели, да кто бы на их месте не ужаснулся, увидев культ мёртвых черепов и костей, роскошные сосуды для хранения живых человеческих сердец, сам процесс жертвоприношения: человека бросают на частокол из пик, потом костяным ножом (без анестезии!) вскрывают грудную клетку, вырывая пульсирующее сердце, и в течение года это делают 300 тысяч раз! Это кому же такое жречество служило, сакраментальный вопрос? Кортес же столкнулся с армией в десятки тысяч, имея за спиной не более двух десятков человек! И он выиграл, так как, в отчаянии (нечего терять, вперёд!) рванулся с тремя людьми к императору, отбил его знамя, после чего армия индейцев разбежалась кто куда. Хороши защитники у их штандартов и царя, сразу бежать, смеяться некому. То же и у погрязшей в культе плотских удовольствий цивилизации инков, обожравшейся роскошью, воплотившей в жизнь лозунг «Бери от жизни всё!» Пришли суровые захватчики и без церемоний разгромили. А этот факт означает одно – моральную гниль, означает, что защищаться никто особо не желал, надеясь, что уцелеет, и бросил всё, и родину тоже. Другой пример. Как известно, Л. Н. Толстой не учился в классической русской гимназии, не заканчивал университетов (сравните с булгаковским Шариковым) и решил в 55 лет пополнить свои знания, беря уроки у раввина-законоучителя (любопытный выбор, не так ли?). Графиня Софья Андреевна Толстая пишет сестре: «Лёвочка учится по-еврейски читать, и меня это очень огорчает; тратит силы на пустяки. От этого труда и здоровье, и дух стали хуже, и меня это ещё более мучит, а скрыть своего недовольства я не могу». Пройдя курс обучения у «своего друга, еврейского раввина Минора» (Л. Н. Толстой, ПСС «Юбилейное» в 90 томах, М-Л., 1934 г., т. 63, с. 147), он в 1884 году заканчивает трактат «В чём моя вера?». То есть, его, Лёвушки, личная, вот ведь амбиций воз! Итак, «Бог – это сердце моё, это моя совесть, моя вера в себя, – и я буду лишь этому гласу внимать». Гордыня без берегов, право! Ну, и довнимался: «Ночью слышал ГОЛОС, требующий обличений заблуждений мира. Нынешней ночью ГОЛОС говорил мне, что настало время обличить зло мира… Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать», – из записной книжки писателя, 25 мая 1889 года. Вестимо, что за голоса ночами разговаривают… Им-то Толстой и вторит дальше: «То, что я отвергаю непонятную троицу и кощунственную историю о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо». В 1881 году тупо по своей цели и мерзко по исполнению убит Царь-Освободитель. Толстой пишет его сыну письмо с просьбой наградить убийц деньгами и отправить в Америку. «Лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб», – это звучит как издевательство. И верно, настоящее «зеркало русской революции». 20 апреля 1889 же года он пишет в своём дневнике: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие – провозглашение его. Точно я только для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией, – сделан колоколом». Лев Львович, сын анекдотического графа («Пахать подано, барин!»), в своей книге «Правда о моём отце» говорит: «Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой… Не было никого во всей нации, кто не чувствовал бы себя виновником перед суровым судом великого писателя. Последствия этого влияния были прежде всего достойны сожаления, а кроме того и неудачны. Во время войны русское правительство, несмотря на все усилия, не могло рассчитывать на необходимое содействие и поддержку со стороны общества… Отрицание государства и его авторитета, отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи, – отрицание всего перед началом простого „христианского“ идеала; что могло произойти, когда эта отрава проникла насквозь в мозги русского мужика и полуинтеллигента и прочих русских элементов… К сожалению, моральное влияние Толстого было гораздо слабее, чем влияние политическое и социальное». Любопытно в этой истории одно интересное совпадение. У Толстого есть предшественник, достойный аналог, верный слуга революции. Высокородный дворянин, любознательный, любвеобильный, столь же страстно обожавший свою жену, как и граф Толстой, и тоже писал огромные тома сочинений, пытаясь кардинально реформировать общественную мораль. Правда, его сочинения исчисляются скромной цифрой в 20 томов; он живо интересовался оккультизмом и спиритизмом, иудаизмом, за что от Церкви его не отлучали, просто в рамках уголовного дела устроили гражданскую казнь, сожгли его чучело, а потом родной сын хлопотал, чтоб из психушки папу не выпускали и книги его все сожгли. Преданная жена от стыда постриглась в монахини. Он произнёс фразу «Дети – собственность их опекунов», в частности. Кто ещё не узнал, представляю – Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад, сатанист, содомит, провокатор, кричавший из окна Бастилии, в которой сидел за причинение телесных повреждений проституткам, что-де в этой тюрьме для знати убивают заключённых. При взятии Бастилии, правда, погиб архив маркиза, которым он очень дорожил. Только вот революция этого своего верного служаку, присяжного революционного трибунала, ничтоже сумнящеся лишает всех средств к существованию, а Наполеон его и вовсе знать не желает, так что, дабы не умереть с голоду, приходится ему лечь в лечебницу, а за продолжение прошлых проделок оказывается он в тюремной психушке до конца своих дней. Несчастный так старался, писал груды томов бесовской пропаганды, но ведь Сатана за службу платит черепками. Видите?