Тут Людочка случайно взглянула на наручные часы и увидела, что уже минут пятнадцать ее нет на рабочем месте.
«Месячные месячными, а Иванову не будешь этим что-то объяснять. Он не женщина, не поймет. Пора спешить, труба зовет», – испугалась она своей вынужденной отлучке и, наскоро и беспорядочно побросав всё в сумку, сверху аккуратно положила пакет с трусами и осторожно застегнула молнию.
Внимательно оглядев себя в зеркале спереди и особенно сзади, Людочка поправила растрепавшиеся волосы, смахнула мизинцем приметную только ей одной соринку с накрашенных ресниц и, вполне довольная видом, отправилась на рабочее место.
Варухова на входе задержал молодой сержант милиции и решительно потребовал предъявить служебное удостоверение. Это было столь удивительно для Игоря Петровича, что он даже немного опешил. У него, старожила прокуратуры, пропуск никто никогда не спрашивал.
Пошарив по карманам пальто с полминуты и наконец-то найдя злополучную корочку, он раскрыл ее и недовольно ткнул сержанту чуть ли не в лицо.
– Вот теперь вижу, проходите, – невозмутимо ответил тот, и тупо-самодовольное выражение его нисколько не изменилось.
– Своих, сержант, в лицо надо знать, – зло заметил Варухов.
– Свои, товарищ старший следователь, все дома. А здесь все чужие, потому и поставили в наряд документы проверять, – парировал сержант.
– Ну-ну. Я вижу, сержант, далеко пойдете. У нас таких любят – принципиальных! – через силу сдерживая возмущение, процедил сквозь зубы Варухов и резко зашагал по коридору.
День начинался как-то коряво, с мелких неприятностей вроде ботинок, которые вдруг начали жать, першения в горле, хамства в метро – или стычки с постовым на входе. А грозило всё, по опыту, перерасти в большие неприятности для Игоря Петровича.
«Что-то какая-то общая хреновость в воздухе. Не дай бог, что-нибудь случится, потом целый день будешь бегать, – тревожно подумал Игорь Петрович, и у него в груди учащенно забилось сердце. – Боже, каждый раз, когда прихожу, прошу: пусть не будет неприятностей, пусть не понадобится принимать безошибочные решения. Я же не герой, не герой я, люди, слышите, никакой я не герой. И не хочу им быть, не желаю, дайте мне просто нормально, спокойно работать, и всё. Мне большего ничего не надо, честное слово – и так нервы и здоровье ни к черту. Ох, пронеси, господи, пронеси».