Немного помолчав, будто сожалея о том, что ему только что пришлось сказать, прокурор снова заглянул в принесенную с собой папочку, затем неторопливо ее закрыл и подвинул Иванову с легкой брезгливостью, даже не взглянув на начальника отдела. Затем, не торопясь, поднялся и так же, как и вошел, бочком, с трудом протискиваясь к входной двери, вышел, оставив после себя гнетущее молчание и свежезаведенное дело на столе.
«Ну надо же. Предчувствия меня не обманули, – подумал Варухов. Всё нутро его тоскливо сжалось, а кулачок испуганного сердца тревожно забился в груди. – Не дай Бог мне поручат – тогда точно конец. Дело тухлое, шансов никаких. Лучше бы я заболел или вместо Чуйкова в командировку поехал. Ведь посылали же меня! Отбоярился: Любаша заболела. Теперь поимеют по полной программе».
– Нда, теперь нас поимеют, и по полной программе, – нарушил молчание Иванов, снова пересаживаясь на свое место во главе стола и с нескрываемым злорадством разглядывая подчиненных.
В этот момент он чувствовал себя самим Господом Богом. Он мог выбирать, кого оставить жить, – вернее, кому не поручать это дело, а кого приговорить к смерти – сделать козлом отпущения за все возможные проколы в будущем расследовании, назначив старшим.
Выбор, правда, крайне невелик. Или Варухов, или Фролова. Варухов более опытный следователь и выше Фроловой по званию. Но всё же Варухов – его напарник уже лет десять, не меньше, а Фролова служит под его началом только год, да и, положа руку на сердце, ему несимпатична.
Она была наполовину блатная и это место службы считала временным пристанищем перед большим прыжком в аппарат городской прокуратуры, где работал ее дядя – далеко не последний там человек.
– Ну что, господа, – интригующе протянул Иванов, продолжая пристально рассматривать своих подчиненных, но уже не так зло поблескивая глазами. – Есть добровольцы, готовые взять на себя всю тяжесть следствия и сладость побед? На свой страх и риск? Или же мы будем использовать административный ресурс и кого-то вынужденно назначим старшим? А?
И Варухов, и Фролова сидели перед ним поникшие, уставившись прямо перед собой и стараясь не смотреть на начальника. Конечно, ни один из них не хотел брать на себя ответственность за проведение следствия. В комнате повисла неловкая тишина. Только изредка поскрипывал стул, на котором нервно ерзал Синичкин.