– Я уже себя двинул… Будь оно неладно… – бормотал под нос Варухов, осторожно пробираясь вслед за фотографом куда-то вглубь подвала, старательно пригибая голову в тех местах, где с потолка свисали трубы и непонятные жестяные короба. Наконец трубы кончились и Варухов сумел выпрямиться и впервые как следует оглядеться вокруг, не боясь удариться о что-то торчащее с низкого потолка.
Прямо перед ним была довольно просторная площадка, обнесенная низким парапетом из кирпича. Внутри лежало голое окровавленное женское тело с багровыми синяками на запястьях и щиколотках. Самое ужасное – у тела не было головы, а на ее месте темнело багровое пятно, в середине которого белели кости шейных позвонков.
– Всем всё хорошо видно? – раздался будничный голос судмедэксперта, который суетился вокруг обезглавленного трупа. – Фотограф, зафиксируйте, пожалуйста: во-первых, у трупа отсутствует голова. Снимите ранение с разных точек: общим планом, в три четверти и крупно. Так, хорошо. Во-вторых, брюшная полость разрезана. Разрез идет от вагины до мечевидного отростка. Его пересекает другой разрез, перпендикулярный, чуть ниже грудной клетки, во всю ширину передней части тела. Судя по открытым краям раны, его сделали слева направо. Фотограф, снимите здесь, пожалуйста. И здесь. Сначала слева, затем справа. Очень хорошо. Внутренности удалены и разбросаны вокруг трупа по кругу. Края раны раскрыты и закреплены вязальными спицами. Фотограф, фиксируйте, пожалуйста. Особо крупно снимите вот это место, видите, края раны и спицы. И слева, и справа. Так, что дальше? Подушечки правой и левой кистей срезаны каким-то острым предметом. На запястьях рук и на щиколотках видны следы синяков. Скорее всего, от веревки, которой были ранее связаны руки и ноги жертвы. Так, продолжим дальше…
Судмедэксперт продолжал монотонно бубнить и бубнить, но Варухов почти ничего не слышал. Страшное зрелище шокировало Игоря Петровича настолько, что его чуть было не стошнило. По долгу службы он чуть ли не каждый день сталкивался с трупами, осматривал изувеченные тела и повидал немало жестокости – но иной: простой, бесхитростной. Обычная жестокость, как ее привык понимать Варухов, была сродни быту советских граждан. Неустроенному, неряшливому, тупо-эгоистичному быту. Когда бомжи убивают друг друга за последний стакан водки, не желая делиться с собутыльниками. Или когда жена в пьяной истерике закалывает мужа ножом, потом бегает по соседям и кается, а опомнившись, несется домой, со страху запирает квартиру и прячет еще теплый труп в кровати под одеялом… А потом выбрасывает своего грудного ребенка в сугроб за окном, чтобы он, заплакав, не выдал приехавшей милиции, где она.