Может, и верно, но мне от этого не легче.
— Я бы сказала, что можно попробовать немного расширить резерв, — сказала как-то тётя Дора. Она часто появлялась у нас дома и следила за моим здоровьем. — Помните Олафа Десли? У неё другой случай, к сожалению, тут нет никаких разрывов нитей, нечего сшивать. Её резерв будто сжался, усох, и причину этого я назвать не могу. Но развить его хотя бы немного — возможно. Хотя бы для того, чтобы малышка могла постоять за себя в трудную минуту.
Вот за это я ненавидела тётю Дору. За ту надежду, что она подарила моей семье. Это ведь ложь, мне ничего не поможет. Даже если резерв хотя бы чуточку увеличится, я навсегда буду позором рода Гриннли, нулёвкой, никем. Я была уверена в этом в то время, и когда все эти попытки сделать из меня хоть какого-то мага начали походить на что-то маниакальное, я сорвалась:
— Если вы и дальше будете продолжать пытаться выдавить из меня хоть что-то стоящее, я уйду обратно в лес! Там от меня никто ничего не требует!
Как я тогда ревела… Мне кажется, я выплакала озеро слёз, и потом тоже нередко закатывала истерики. А нечего было меня так баловать! Окружили заботой и любовью, ничего не требовали, оберегали от всего. Вкупе с моим, как оказалось, взбалмошным и вздорным характером… Ребёнком я была не особо милым, да и подростком тоже, что уж говорить про сейчас. Деда говорит, что я в маму характером, с тем же «огоньком». А ещё волосы у меня от неё — золотые, как монета на солнце. Если бы не зелёные глаза, никакого бы сходства с Гриннли у меня не наблюдалось бы. Они у меня все маги — высоченные, темноволосые, поджарые, как на подбор. Красавцы! А я — мелочь, метр с хвостиком, блондинка, ещё и выгляжу хрупкой как древняя ваза. Никаких плюсов, короче говоря.
В общем, когда я уже не могла отсиживаться дома, меня отправили в пансионат для девочек-немагов имени Святой Луизы. Мне нужно было общаться с другими детьми, как сказала Дора — «в подростковом возрасте ведущей деятельностью является интимно-личностное общение со сверстниками». Как сейчас эту фразу помню.
В пансионате меня приняли, скажем так, не особо радужно. Я раньше никогда не сталкивалась с жестокостью к себе, тем более — с детской жестокостью, но юные леди были невероятно изощрёнными и озлобленными. Самым обидным было, когда они состригли мне половину моих волос! И я уже хотела бежать, вернуться домой под крыло любимого дедушки, но первый месяц обучения воспитанницы не могли покинуть стен пансионата и пообщаться с родственниками, потому я была вынуждена терпеть издёвки, а по истечении месяца уходить уже не собиралась.