Темпераментный уроженец города у
самого Черного моря проникся чувствами к нашему самому главному
повару сразу же после второго своего пришествия в крепость.
Монументальные формы нашей кормилицы поразили его в самое сердце, и
он всячески давал об этом знать не только предмету своей страсти,
но и всем окружающим, будучи не в состоянии держать в себе чувства
просто органически. Увы, но взаимности он пока не добился –
педантичная и рациональная, как и все немцы, Фрау не могла
адекватно воспринимать порядком расхлябанного, и частенько
безрассудного Одессита. К тому же она не слишком ровно дышала к
Владеку, который в свою очередь питал некие чувства к прекрасной
Эльжбете, которая носила позывной «Пани» … Вся эта чехарда вызывала
безумный интерес у общества, которому не хватало телевидения с его
сериалами и шоу. Люди следили за развитием событий, тихонько
обсуждали новости и прогнозировали, кто с кем останется. Точнее –
кто останется с Фрау, а кто – с носом.
Ради правды, я всерьез подозревал,
что Одессит специально разыгрывает это реалити именно для того,
чтобы людям было чуть поинтереснее жить. Такой он человек – любит
быть на виду, обожает, чтобы всем было хорошо, и еще чтобы людям
было поинтереснее жить. Это не такое уж часто встречающееся
качество среди людей из того мира, мы ведь все по сути были
индивидуалисты, с четким пониманием понятия «личное пространство».
А Одессит – он не такой, по этой причине я его до сих пор еще и не
убил. Недостатков у него, правда, тоже хватало, особенно меня
раздражает то, что он сначала бежит, а потом думает, зачем он это
сделал.
Но тут он был прав – благодарность
Генриетты нам была гарантирована. Причем всем. Это была кухня, ну,
или то, что ее заменяло. По полу и столам были разбросаны пыльные
тарелки, вроде как алюминиевые, вилки, ложки, столовые ножи. В
дальнем углу мы обнаружили пирамидки металлических же кружек. Еще
тут были кастрюли нескольких размеров, судки для переноски пищи и
десяток чайников.
- Надо будет из этого добра маленько
себе заначить – шепнул Крепыш Тору – А то как раскосые палочками
едим.
Ну, сама мысль волчонка о том, чтобы
что-то себе отщипнуть мне не слишком пришлась по душе, но сам тот
факт, что теперь наконец-то можно будет есть нормальными приборами
порадовал меня до невозможности. Деревянные ложки, выструганные
Палычем, уроженцем Смоленщины, который к нам прибился неделю назад,
и которыми некогда ели наши пращуры, а также палочки, столь любимые
жителями Японии – это прекрасно, но вот мясо, которое наконец-то
появилось в нашем рационе, ими есть было очень неудобно. А с ножа
или руками – не слишком приятно. В армейских же рационах приборов
не оказалось, что немного удивило тех, кто с ними был знаком еще на
том свете.