Мужчина стоял полубоком ко мне. Его плечи тяжело вздымались. Видела, как играл желваками, но не отвечал.
— Ах, да! — усмехнулась. — Я тоже вещь и со мной можно делать все что угодно. Тогда что же ты медлишь? Сделай то, чего так давно хотел!
Закипала и не могла уже остановиться. Меня несло потоком самоуничтожения.
— Ну же! — схватила край футболки и потащила ее вверх, снимая и бросая в него белым трикотажем.
— Смелее! Я тоже твоя вещь и со мной можно делать все что угодно! Возьми меня! Ты же этого хотел. Или ты возбуждаешься только от принуждения и унижения?
Подцепила между черными чашечками застежку лифчика, собираясь расстегнуть ее. Но мужская рука, накрыла мою, замирая. Посмотрел на меня тяжелым, потяжелевшим взглядом так, что я вспыхнула. Из-за расширенных зрачков, голубая радужка почти полностью исчезла. Взгляд в расфокусе, ноздри раздуваются. Разглядывал мои губы, а затем ниже, зависнув на моей груди. Ощутила, как погладил пальцами торчащее из лифчика полушария, задержав дыхание. Только теперь осознала в каком виде стою перед своим тюремщиком и на что пытаюсь его спровоцировать. Пристальный взгляд жег кожу. Плечи осыпало мурашками и к лицу прилила кровь. Вцепилась в чертову застежку, теперь с намерением защититься, а не выставить себя на обозрение мерзавцу.
Он гладил грудь поверх лифчика, затрагивая соски, реагирующие на его прикосновения и стянувшиеся в бусины, разглядывая мягкие полушария. Его челюсти напряжены, так же как и мои нервы. Сердце у меня в груди грохочет барабанами. И он не может не слышать этого грохота. Поднимает к моему лицу полупьяный взор, скользя по губам и наконец встретившись с моими глазами.
— Ты — последняя в этом гребном мире, кого я хочу видеть голой. Даже если будешь умолять, не возьму.
Резко разжал руку, да с такой яростью, что я отшатнулась, падая на пятую точку.
Стремительной походкой он пошел к выходу из квартиры. И через мгновение я услышала звук захлопываемой двери.Только когда убедилась, что его нет в квартире, позволила себе разрыдаться в голос. Обняла колени, уткнувшись в них лицом и выплескивая всю свою боль, рыдая в голос. Не знаю сколько провела в таком положении. Но лишь когда запахло горелым ужином, поднялась с пола, выключая духовку и выбрасывая в мусорное ведро черную курицу и угольки, бывшие когда-то картофелем.