Один из вышедших молча достал небольшой нож кусунгобу и передал
его ронину, который благодарно кивнув, пронзил свой живот. Он даже
на долю секунду не промедлил со своим решением, а это было лучшим
доказательством его храбрости и достоинства как самурая, пусть и
обесчещенного.
«Что тут вообще происходит?...»
Мастер Цзинь, впрочем как и двое других призраков были глубоко
поражены увиденным зрелищем. Они ожидал многого: нападения ронина
на отца своего противника, его смерть от рук охраны, или же тайного
убийцы прячущегося среди толпы, но никак не самоубийства, к тому же
таким странным способом. Однако казалось, что их ученик не был ни
капельки удивлен подобным исходом, поэтому тут же обрушили на него
поток вопросов, что не помешало призраку, руководя телом юноши
продвигаться к лавке со ставками.
«Это было сепуку, тот мужчина - ронин который потеряв честь,
отстоял ее, однако, несмотря на это, он нарушил законы города
Шоран, поэтому должен был умереть от рук стражников. Но благодаря
другим самураям, смог уйти достойно, как подобает истинному
воину…»
Слова молодого господина были очень чувственными и несли в себе
гордость за путь самурая, однако подобного идиотизма трое призраков
понять не могли. Для мастеров было полнейшей нелепостью желание
умереть, когда они всеми силами цеплялись за жизнь, даже будучи
лишенными тел.
«Запомни Акира, ты больше не последователь этого странного
кодекса самоубийц, а Адепт пути Лжи. Ты больше не можешь позволять
странным идеалам брать над собой верх, и стремиться к достойной
смерти, вместо этого постарайся сохранить свою драгоценную жизнь до
того, как поможешь нам освободиться!»
Мастер Гу мгновенно отреагировал на безрассудные ценности юноши,
которые вели его прямиком в могилу.
«Я понимаю…»
Несмотря на то, что юноша говорил о согласии отречения от
наклонностей самоубийцы, его тон казался недовольным, что очень
сильно смутило троих мастеров.
“Он очень странный…”
Пока внутри разума молодого господина, идеологические распри
подходили к концу, мастер Цзинь уже добрался до лавки и выжидающе
уставился на хозяина, который немного мялся, понимая, что от него
требуется. Все же, ставка, сделанная господином перед ним, не была
маленькой, и составляла двести пятьдесят Тензо, которые умножились
в двадцать раз, и теперь превратились в пять тысяч серебряных
монет. Такая колоссальная сумма заставляла мужчину жадно сглотнуть,
и даже задуматься над убийством толстячка, однако наличие снующих
повсюду стражей сдерживало его алчные порывы. Но он был не
единственным кто размышлял в подобном ключе. Практически половина
площади сейчас настороженно следили за каждым движением толстяка,
который теперь напоминал денежный бурдюк. А когда хозяин лавки
достал увесистый мешок, заполненный монетами, глаза наблюдателей
чуть было не полопались от жадности.