На деревянных прилавках своеобразной «горкой» были уложенные
большие деревянные стеллажи, на которых лежали свежие батоны,
булочки, бублики. Больше десяти наименований и все выглядели
настолько аппетитно, что снова облизнулся. Справа висела огромная
связка сушек, за ней еще две, но уже с маком.
Я подошел ближе, увидел такие знакомые рогалики с сахарной
присыпкой, сдобы по «девять копеек». Они тогда так и назывались.
Помню, отправляли меня в магазин, а мама обязательно подсовывала
девять копеек, как раз на такую сдобу. Шел домой и кайфовал,
усиленно работая челюстями. Это я уже потом начал подозревать, что
деньги мне давали, чтобы я хлеб с краев не обгрызал.
Судя по времени, совсем недавно с хлебозавода привезли
свежеиспеченную партию изделий, поэтому и аромат был просто
изумительный.
— Жень, у тебя лишних копеек в долг не найдется? — спросил я у
друга.
— Держи, — тот без возражений отсчитал мне двадцать копеек. — И
мне тоже бери.
Рассчитавшись с продавцом, я получил две румяные сдобы, покрытые
сверху сахарной глазурью.
Вышли на улицу, где я сразу же впился в нее зубами. Зажмурился
от удовольствия — вновь накатила ностальгия.
— М-м-м, обалдеть как вкусно!
— Ты как с голодного края, — заметил Женя, забирая свою
сдобу.
— Да блин, что-то после этой краски... На еду пробило. Сам не
пойму почему, — отбрехался я, наслаждаясь свежей восхитительной
выпечкой.
— Вообще-то, уже скоро обед, — заметил Женя, тоже работая
челюстями. — В школу уже не пойду, лучше сразу домой. Ты как себя
чувствуешь, нормально?
— Лучше не бывает, — ответил я.
Возможно, со стороны это и выглядело странно — сидят два парня
на лавочке и уплетают булки. Но для того времени это было
нормально. Я снова вспомнил, как возвращаясь домой с купленной
буханкой хлеба за двадцать копеек, всегда обгрызал горбушку.
Иногда, если успевал, то и с двух сторон. А дома говорил, что это
мыши погрызли. Правда, это я лет в десять так делал. Потом
перестал.
Где я жил, точно не помнил. В голове крутилась улица
«Спортивная», но вот номер дома я почему-то вспомнить не мог.
Память реципиента, в чье тело я попал, периодически подсказывала
тот или иной момент, что было очень удобно.
Почему реципиента? Да потому что именно это определение тут
наиболее уместно. Судя по всему, прежний обладатель тела,
надышавшись краски, почему-то помер... А я занял его место. Вот
такие пироги.