Сжав губы, Дабижив подошел и протянул мне книгу.
– Ты легко продашь ее за тридцать дукатов. Только никому не говори, откуда ты.
Только сейчас мне кажется невероятным, что я смогу продать книгу по цене экипажа четверкой. А когда я ее там взял в руки, мне лишь стало не по себе из-за такого щедрого подарка. Я был потрясен.
– Я не могу согласиться на это, правда… – произнес я с навернувшимися на глаза слезами. Дорогой человек в сутане посмотрел на меня с дружеской улыбкой. Маленькие глазки исчезли под приподнявшимися щеками.
– Можешь, можешь, как так – не можешь… – Дабижив хлопнул меня по плечу и отошел долить нам вина.
Мы опорожнили весь кувшин, и он ушел за новым.
Я смотрел на книгу в руке и, готовый залиться слезами, старался обуздать свое сердце, которое все расширялось и расширялось, угрожая сдавить мне легкие. Я думал – как же удивительно посреди кошмара, в стране, которая падает в пропасть, встретить такое проявление дружеской любви. Ко мне вдруг вернулась вера, что ничто в этом мире не уничтожит мой народ. Никакие турки, никакая чума. Никакой Запад – неспособный своими деньгами и своей новой верой в торговлю уничтожить всю глубину человечности, которую хранит православие.
Мы продолжили пить.
Когда разговор замер, я понял, что нужно идти. Я встал и стыдливо взял книгу.
Вздохнув, еще раз поблагодарил Дабижива.
– Слава Богу, – прервал он меня, скромно отведя взгляд в сторону.
Дабижив проводил меня до дверей канцелярии. И на пороге весело сказал:
– Прости, но тот золотой… Я ведь должен как-то оправдать… Понимаешь?
Что-то внутри меня оборвалось, но я все-таки поспешил свободной рукой достать монету из сумы.
– Да, конечно…
Дабижив придержал книгу.
– Думаю, ни у кого не возникнет вопросов, – подмигнул он мне. – «Сейчас я в каком-то смысле здесь главный».
Попрощавшись с золотым, я кисло улыбнулся, взял книгу и вышел на воздух. Перед расставанием мы еще раз расцеловались.
– Поставь и за меня, грешного, одну свечку в Великой церкви. Да пребудет с тобой Господь! – услышал я за спиною. Пробираясь во мраке к выходу с церковного подворья, я не оборачивался.
Я чувствовал себя немного, как тот сом в две сажени. Будь я дворянином, на заднике моего герба непременно бы красовалась эта рыбина.
Как я завтра все ей объясню? Заснула она злая, а проснется вообще как фурия. Так мне и надо. С другой стороны, быть может, это – некая справедливость. Ведь золотой на самом деле и не был нашим. Мне его лишь доверили на сохранение. Ну да, так я начну еще… Не стоит! Сом! Как мне теперь добраться до Царьграда?