Тысячеликий Какаши - страница 33

Едва живой я перенес её через границу и еще неделю выхаживал как кутенка. Менять повязки было особенно сложно из-за длинных волос шиноби. Но просто отрезать мешающие патлы я постеснялся.

Едва очухавшись, Сенджу поблагодарило меня и попыталось сесть.

Почему вдруг - оно? Да вот теперь я засомневался, что это девочка.

— Ух, ты! Оно говорящее! — опрокинул корешка обратно. — Лежать! Я не для того тебя лечил, чтоб ты померло. Швы чувствуешь?

Кивок.

— Вот и не ерзай, не то разойдутся.

— Я говорю, — запоздало заметило Сенджу.

— Раньше ты рот раскрывало только, чтобы сказать «Да», «Нет» и «Приказ понят», как бы это сложно назвать диалогом. Напомни, как тебя зовут?

— Киное.

— У тебя есть брат по имени Тэнзо? — подал я чашку с лекарством.

— Нет, — задумался. — Не знаю. Здесь я один такой. И прекрати обращаться ко мне в среднем роде!

— Ладно. Поговорим завтра, Киное. Тебе нужно поспать… Стоп, «Один такой»? Так ты не девчонка?!

— Нет! — возмутился длиннопатлый. — Я парень!

— Да вас хуй разберешь, все одинаковые, — буркнул я.

Как только рана поджила настолько, чтобы не расходились куски кожи, мы собрались и пошли пешком, как обычные люди.

За то время, пока я был сиделкой, Киное перестал походить на болванчика без чувств и эмоций.

— Как тебя вообще занесло в катакомбы к Данзо?

— Да у меня выбора особого не было. За стихию дерева мне заочно приписали ранг чуунина. Шестилетка — чуунин. Сам потом удивлялся, — будто недоумевая, пожал плечами Киное и зашипел.

Вздохнув, пробормотал:

— Киное — золотая рыбка.

— Это почему?

— Память такая же короткая. Сойдем сюда, повязку поменяю.

Волосы он укоротил, так что теперь стало проще, да только рана под лопаткой начала мокнуть, а аптечку собирал самоуверенный кретин.

Это я про себя, если что.

— Нас, наверное, уже считают мертвыми.

— И что? — равнодушно отозвался я.

Слегка втянув голову, Киное пролепетал: — Можно уйти куда захочешь.

— Стать нукенином?

Киное мне так и не ответил, предпочтя перевести тему на что-то другое.

Нервный он какой-то.

Только потом я сообразил, что кроме подземелий и заданий этот пацан ничего не видел, и потому в его голове нашлось место крамольным, с его точки зрения, мыслям о побеге. Причем его это так волнует, что он чуть ли не у первого встречного мнения решил спросить.

Сообразив это, я подорвался ночью и призвал Паккуна, попросив у пса совета.