Я, бывший чистильщик, впервые видел нечто подобное. И это выглядело дико. Я привык к тому, что возвраты плодят кровожадных мутантов и химер, вызывают болезни и катаклизмы. Дисс рассказывал мне, что теоретически положительные возвраты возможны, но я всегда думал, что это та часть теории, которая никогда не находит пути в реальность. Я привык к тому, что последствия возвратов нужно устранять.
В памяти сами собой всплыли проповеди церковников. Святые отцы утверждали, что чудовища и «казни» – это извержения ада, порождения Бездны, которые тянутся к совершаемому в мире злу. Рай со слов верующих выглядел как очищенное от боли и страданий место, в которое, естественно, могли попасть лишь праведники. Сам Нирион получался промежуточным звеном между адом и раем, чистилищем, в котором души боролись за освобождение от зла. Метафорично, конечно, но суть-то они почти не исказили, не так ли?
А тут выяснилось, что уголок рая можно создать и на земле.
– Пошли зайдём, что ли, – подал голос гном, которого явно заботило совсем другое. – Может, разживёмся чем.
На лице пуэри отразилось отвращение, но он ничего не сказал.
Мы направились к домику. Под ногами жалобно скрипнул дощатый настил, выстланный перед входной дверью. Её ручка была вырезана в виде черепа, но необычного: рот широко открыт, в обеих челюстях по два массивных, чуть загнутых клыка, а прямо посередине лба зияла ромбовидная дыра. Дерево до блеска отшлифовано тысячами прикосновений. Аккуратно толкнув ветхую створку, я шагнул внутрь; за спиной слышалось сосредоточенное сопение гнома.
У домика было всего два маленьких окошка, но в рассохшихся досках имелось предостаточно щелей, так что света внутри хватало. Лучи выделялись отчётливыми полосками из-за пыли и падали на простецкое убранство: грубо сколоченный стол, два стула (третий со сломанной ножкой лежал в углу), полка с посудой, обвалившаяся полка с книгами, маленькое зеркало на стене, тумба... и двухместная кровать с двумя скелетами в полуистлевших одеждах.
– Отец честной! – протянул Кир, выглядывая из-за моего плеча. – Сдаётся мне, они вздремнули на славу.
На плоскую шутку никто не отреагировал. Мы с Рэном заинтересованно разглядывали хозяев дома.
Они лежали в обнимку. Первый скелет точно мужской – невысокого роста, с узкими плечами и широкой челюстью. На нём был чёрный балахон с перламутровыми пуговицами. Слева от него, прислонённый к кровати, стоял массивный посох. Стальное навершие в точности повторяло череп на дверной ручке.