А я смирился. Там, внизу. Стоило лишь сказать: «Ты скоро умрёшь», и я с готовностью согласился.
Маленький, жалкий человечек.
Заблудился в самом себе, словно в трёх соснах.
Хорошо, что Кир с Рэном не смирились. Пока я жалел себя, они искали выход. Пока я готовился к смерти, они хотели жить. Поэтому когда я, сложив лапки, расслабленно умирал, они тащили меня, идиота, на своём горбу. Отчаянный копатель-одиночка и пуэри, предположительно последний в своём роде, рисковали своими жизнями ради моей.
Боги, ну и стыдобища. Хоть бы сквозь землю провалиться, что ли…
Я вздохнул грудью и тут же поморщился от ещё не отступившей до конца боли. Именно эта боль прервала мои досадливые размышления и вернула к реальности.
Между каменных глыб Тингар плыли, цепляясь за склоны боками, неторопливые облака. Свет солнца пронзал их, падал на тянущуюся ему навстречу зелень, сверкал на воде. На водопой к берегу ручья вышло стадо диких коз. Неподалёку, за подлеском, слышалось мычание оленя. Словно одуревшие от счастья, пели птицы.
Жизнь в Укромной долине била ключом, а у меня внутри словно выстрелил гейзер. Нужно было лишь разок смириться со смертью, чтобы понять, как я на самом деле хочу жить. Ведь жил же до этого – чужак, бездомный, беспамятный, которого из жалости приютили добрые люди. И когда эти люди погибли – не лёг помирать. Так что случилось-то? Доконало известие о том, что маму с папой мне никогда не найти?
Мои размышления прервал вернувшийся гном. Он бросил на землю охапку дров и, поглядев на меня исподлобья, буркнул:
– Вот и мертвец наш восстал.
Меня от этой фразы аж передёрнуло, но я промолчал. Это была самая хлёсткая шуточка, которая когда-либо удавалась копателю. В основном потому, что я сам только что думал о том же самом.
– Кир?
– Чего?
– Ты узнал у Оракула, что хотел?
Гном на секунду замер.
– Узнал, узнал, – сказал он, вдруг сменив тон с недовольного на равнодушный.
– И куда ты теперь?
– Куда я – что?
– Пойдёшь. Уговор был только дойти до Оракула и вернуться на поверхность.
Повисла пауза. Копатель взял очередную ветку и начал зачищать её от коры, на сей раз используя единственный оставшийся у него топор.
– Разбегаемся? – не отставал я.
Гном рассмеялся – так нехорошо, что у меня мурашки пошли. Это даже и не смех был, а карканье, которое так же резко оборвалось.